Сорок изыскателей. За березовыми книгами
Шрифт:
Я и Люся взяли в руки портрет и поднялись на лифте на десятый этаж.
— Я так волнуюсь, как никогда в жизни, — прошептала она. Дверь в квартиру была открыта. Мы вошли внутрь, поставили портрет в углу большой комнаты.
Там на подоконнике сидела заплаканная молодая женщина с младенцем на руках. Дитя орало, как тысяча поросят…
— Почему так долго? — сердилась женщина. Нашивочников бережно вытащил из-за пазухи кастрюлечку с манной кашей.
— Уберег еще горячую, — оправдывался он.
— Ты только посмотри, какая красота! — улыбнулась женщина; одной рукой она вытирала слезы, другой кормила с ложечки ребенка.
— Да я уже три раза видел, идемте, идемте смотреть. Маленький Нашивочников повел нас по всей квартире, хлопая себя по коленкам, весело отбивая чечетку. Две большие, светлые комнаты были пусты.
В кухне Нашивочников невыносимо долго показывал нам многоцветный кафельный пол, ослепительную газовую плиту, два белых стола с бесчисленными шкафчиками и полочками, холодильник, мусоропровод.
Мы перешли в блистающую белизной и чистотой ванную. Вежливость требовала восхищаться кранами, трубами и прочими коммунальными чудесами. Но по ребячьим лицам я видел, что все изыскатели готовы были лопнуть от нетерпения.
Пришла на кухню бабушка, посмотрела направо, посмотрела налево и прошептала:
— Как в раю!
— Большое, большое вам спасибо! Приходите к нам на новоселье, — благодарили нас улыбающиеся супруги.
«Теперь пора!» Я улучил момент и схватил Нашивочникова за руку:
— Вашу прекрасную квартиру мы осмотрели, теперь покажите ваш портрет, — сказал я и вдруг почувствовал, как учащенно забилось мое сердце.
— Портрет? — переспросил Нашивочников. — Портрет у меня правда знаменитый.
Все столпились вокруг. Мальчики в несколько ножей безжалостно разрезали веревки. Одеяло упало…
Это был не портрет, а огромная увеличенная фотография бравого дяди с галстуком бабочкой, с закрученными усищами и пышными завитыми волосами. Усач стоял во весь рост, опираясь на спинку роскошного кресла.
— Мой отец, — торжественно произнес Нашивочников. Минуты две мы смотрели на фотографию молча; первой начала смеяться Соня, а за нею Галя, потом самым бесцеремонным образом захохотали все остальные. Только Номер Первый и Магдалина Харитоновна сердито нахмурились. Принялся хохотать и сам Нашивочников.
— Удивляетесь, какие усы раньше носили? В пять оборотов завитки! Шестьдесят лет мой батя был мужским парикмахером, а сам я парикмахер дамский.
— Расскажите возможно подробнее все, что знаете о своих предках, о старинных вещах, спрятанных в городе Любце, — строгим голосом начал допрос Номер Первый.
— Любец? — удивленно переспросил Нашивочников. — А где же этот Любец? Я что-то не слыхал.
— Вы ничего не слыхали о Любце? — с негодованием спросил
— Я там никогда не был. Вы, папаша, меня, наверное, с кем-нибудь спутали…
Магдалина Харитоновна очень расстроилась:
— Подумать только! Мы два часа потеряли зря.
— И вовсе не зря! — воскликнул Витя Большой.
— Мм-да… — проговорил Номер Первый, — историки иногда сворачивают на неправильный путь. Идемте, идемте искать следующего Нашивочникова, — заторопился он.
Мы пожали руки счастливым новоселам, спустились вниз и подошли к ближайшему телефону-автомату.
Глава восемнадцатая
Пока очень довольна одна Люся
Я бросил в щелку автомата две копейки, набрал номер.
— У телефона, — услышал я женский голос.
— Я прошу Семена Петровича.
— А кто спрашивает?
Ну как ответить на этот вопрос, да еще заданный таким раздраженным тоном?
— Знаете, это ужасно долго объяснять. Можете ли вы позвать Семена Петровича самого?
Я волновался и почему-то энергично жестикулировал.
— Еще раз повторяю: кто спрашивает?
Я чувствовал, эта женщина на другом конце провода начинает злиться все больше и больше.
— Я человек вам незнакомый, но мне крайне необходимо видеть Семена Петровича. Пожалуйста, позовите его.
Должно быть, подействовали мои мольбы и оригинальная просьба — «видеть» по телефону. Голос в трубке несколько смягчился.
— Семен Петрович подойти не может. Что ему передать?
— Тогда разрешите нам к нему прийти. Право, ненадолго. Мы изыскатели. Если бы вы знали, как это важно и для нас и для него самого!
— А сколько вас? — Голос в трубке опять начал раздражаться.
Почему я не соврал! Почему сказал правду!
— Нас только тридцать два человека и еще собачка.
— Вы с ума сошли! Он три года лежит в постели! — завопил телефон, и трубку повесили.
Пропали две копейки!
— Ну как, договорились? — спросил Номер Первый.
— Да не совсем, — неуверенно ответил я и дословно передал наш телефонный разговор.
— Что же делать-то? — Номер Первый задумчиво потер лысину.
— А вот что, — сказала Люся. — Мы туда пойдем, позвоним, нам откроет эта злюка, не будет нас пускать. Вы начнете вести с ней переговоры, а я одна незаметно проскользну к тому больному старичку и скажу ему: «Дедушка, милый, не пугайтесь, простите меня» — и быстро-быстро все ему объясню.
— Нет, нет! Врываться в чужие квартиры — это может окончиться таким скандалом! — запротестовала Магдалина Харитоновна.
— Никто не будет врываться. Войдет одна Люся. Что тут такого? — сказал я.