Сорок один мертвый
Шрифт:
– О, я в маске, старина, поверьте мне. – И более ничего не отвечал на расспросы.
Стрелки приближались к двенадцати и молодой человек уединился за столиком под лестницей, в самом неприметном месте зала, покручивая в руках бокал и тихо улыбаясь каким-то своим мыслям, наблюдая за публикой. И чем ближе минутная стрелка подходила к двенадцати, тем шире он улыбался.
– Какой ангел. – Шептались дамы украдкой от своих мужей.
Перед самой полуночью юноша без маски вдруг оказался перед елкой и высоко поднял бокал.
– Господа, прошу внимания! – Сказал он тихо, но каждый гость в зале услышал его так явно, точно тот сказал
Молчание повисло над залом, гости, одурманенные хмелем и весельем, улыбчиво смотрели на юношу.
– Дамы и господа! Мы на пороге нового века, не побоюсь этого слова – новой эры! Для всех вас это будет поистине новое время. – Он обвел взглядом присутствующих и каждый мог поклясться, что он посмотрел ему в глаза. – Здесь сегодня собран цвет нашего общества, врачи и актеры, меценаты и литераторы, артисты и художники. Но как бы ярок не был ваш цвет, бахрома ваших лепестков чёрная.
Вдруг по залу словно пронесся сквозняк.
– Закройте дверь! – Крикнул кто-то.
– Я не буду утомлять вас речами. – Юноша посмотрел на часы. В зале вновь крикнули чтоб закрыли дверь. – Все мы смертны, господа. И никакими вашими заслугами перед людьми вы не сможете выкупить это у жнеца.
Люди, поеживаясь от сквозняка, озадаченно смотрели друг на друга и никто не понимал, что несёт этот юноша. Душа требовала праздника, который с минуты на минуту должен был разгореться яркими красками обнуленных часов.
– Да закройте уже дверь, черт вас раздери! – Крикнул начавший терять терпение Станиславов, главный дирижер симфонического оркестра.
Юноша указал бокалом на часы.
– Господа! Уж полночь близка! Возьмёмся же за руки в последнем хороводе! Ни один не должен быть потерян!
Люди вытянули руки и встали кругом вокруг ели. И невесть откуда взявшиеся детишки, в костюмах скелетов, запестрели под рукой каждого человека, увлекая в танец, вприпрыжку, вприскок, увлекая вперед, заливаясь лучистым звонким смехом!
– Господа! С новым годом! – Поднял бокал юноша, когда бой часов разнесся над залом. Но никто не смог поднять руки в ответном жесте. Круговерть и феерия цветов, смех и крики радости заполнили весь зал, ускоряясь и переходя в галоп. Сбиваясь с ног, люди отплясывали и бежали по кругу, в ужасе вытаращив глаза, и задыхаясь, и только чертята, с раздвоенными копытцами и рожками,только минуту назад бывшие детьми, все смеялись и тянули людей во все ускоряющуюся пляску. Часы отбивали удар за ударом, перекрывая крики ужаса и муки, пока не отбили последний удар и все стихло, в печальной пустоте зала, с одной лишь одинокой ёлкой, триумфально устремленной в снежное небо.
– С новым годом! – В открывшиеся двери вбежал сильно запоздавший гость, директор Театра на трёх камнях, сжимая в руках открытую бутылку шампанского. Да так и замер на входе, озадаченно озирая пустой зал филармонии. На секунду ему показалось, краешком глаза он заметил, что будто бы маленький ребенок в маске чертёнка мелькнул возле подарков у ёлки. Но когда он оглянулся, там было так же пустынно, как и во всей филармонии.
Четвертый мертвый
Маленького Сашу разбудили голоса на кухне. Мама что-то жарко говорила подруге.
– И ты представь, корова вместе с теленком сдохла, в один день.
– Ох, беда какая! – Причитала подруга.
– А у Ленки все куры подохли, напасть какая-то. И у Севрены куры, и у Прокловой,
Саша вылез их постели и протер заспанные глаза. Тайком, чтобы мама не заметила, он оделся и вышел из дома, вскочил на велосипед и помчался к мосту, где в это время должны были играть дети. Дорога спускалась вниз и еще издали он рассмотрел несколько велосипедов, сваленных вместе. Подъехав к мосту, он на ходу спрыгнул со своего, тот врезался в кучу других и звякнув замер среди них. Саша со всех ног бросился под мост, по утоптанной тропинке, среди высоких лопухов. А там уже вовсю шел морской бой. Мальчишки делились на две команды по обе стороны реки и кидали камни к берегу так, чтобы брызги от них окатывали противника на другой стороне. Камни брались из самой реки, во время тридцатисекундного перемирия в начале игры, после этого их приходилось доставать из воды, рискуя, что возле тебя приземлится здоровенный валун и окатит тебя холодной водой с ног до головы.
– Саня за нас! – Закричали в одной команде при виде спешащего Саши. Тот подскочил к куче камней, спрятанных за колонной моста, схватил один побольше и быстро швырнул камень к другому берегу. Он поднял много брызг, но никого не зацепил, а Саша уже бежал за колонну, прячась от летящего в воду возле него камня. Крики и всплески продолжались до самого обеда и кончились когда гул копыт, стучащих сверху по асфальту, наполнил прохладное пространство под мостом. Стадо коров возвращалось с утреннего выпаса и мальчикам нужно было провожать его, чтобы отогнать свою корову домой. Довольные и промокшие до ниточки они поднимались из-под моста. Все почти ушли, когда один из мальчиков закричал, показывая на воду.
– Смотрите, рыба дохлая!
И в самом деле, откуда-то выше по течению плыла огромная вереница мертвой рыбы, в основном щук и вьюнов. Все плыли кверху животами, бесчисленное множество.
– Ничего себе! – Протянул кто-то из ребят.
Саша увидел среди мертвых рыб странного разноцветного вьюнка, размером с ладошку. Он был невероятно красивым и переливался всеми цветами радуги. Это было красиво и вместе с тем почему-то Саше стало не по себе. Вьюнок подплыл прямо к нему и руки сами потянулись к рыбке, как будто живя своей жизнью. Саша присел на колени у воды, прямо в жидкую грязь и потянулся руками к рыбке. Все в мире прекратило свое существование и не было больше ничего, кроме этой рыбки для Саши, он будто слышал зов, призывающий его поймать е"e. А она подплыла прямо к нему, словно сама этого хотела. Радуга плясала на ее боках и Саша как в трансе тянулся к ней, и в нем боролись между собой восторг и ужас. Он не мог понять откуда у него эти чувства и не мог остановиться. Его руки почти коснулись воды и ему вдруг захотелось заорать от ужаса, жуткого страха, поднявшегося из самых кишок, ужасного черного кошмара, удушающего и застилающего глаза тьмой. Его разум заполонили картинки с истекающими кровью коровами и свиньями, раздираемыми на куски здоровенной булькающей и сочащейся желтой янтарной слизью с кривых зубов, насаженных в тупоносой акульей голове, только без глаз, с одним только раскрывающимся как у питона ртом, таким большим, что Саша мог бы влезть туда целиком.ОН СЛЫШАЛКАК ТЫСЯЧИ ЖИВОТНЫХ КРИЧАТ В АГОНИИ!