Сорок пять(изд.1965)
Шрифт:
— Девять часов, — сказал Мейнвиль скорее в ответ на собственные мысли, чем на слова герцогини. — Э, вот и монахи выходят из монастыря и выстраиваются вдоль стен; может быть, они получили какие-нибудь известия?
— Тише, слушайте! — вскричала вдруг герцогиня.
Издали донесся заглушённый расстоянием грохот, похожий на гром.
— Конница! — воскликнула герцогиня. — Его везут, везут сюда! — И, перейдя, по своему пылкому характеру, от жесточайшей тревоги к неистовой радости, она захлопала в ладоши и закричала: — Он
Мейнвиль прислушался.
— Да, — сказал он, — это едет карета и скачут верховые. — И он во весь голос скомандовал: — За ворота, святые отцы, за ворота!
Высокие решетчатые ворота аббатства тотчас же распахнулись, и из них вышли в боевом порядке сто вооруженных монахов во главе с Борроме.
Они выстроились поперек дороги.
Тут послышался громкий крик Горанфло:
— Подождите меня, да подождите же! Мне необходимо возглавить братию, чтобы достойно встретить его величество.
— На балкон, ваше преосвященство, на балкон! — закричал Борроме. — Вы же знаете, что должны возвышаться над нами! В писании сказано: «Ты возвысишься над ними, яко кедр над иссопом».
— Верно, — сказал Горанфло, — верно; я и забыл, что сам выбрал это место. Хорошо, что вы мне напомнили об этом, брат Борроме, очень хорошо.
Борроме тихим голосом отдал какое-то приказание, и четыре брата, якобы для того, чтобы оказать почет настоятелю, отвели достойного Горанфло на балкон.
Вскоре дорога осветилась факелами, и герцогиня с Мейнвилем увидели блеск кирас и шпаг.
Уже не владея собой, она закричала:
— Спускайтесь вниз, Мейнвиль, и приведите мне его связанного, под стражей!
— Да, да, сударыня… — ответил он, думая о другом. — Меня беспокоит одно обстоятельство.
— Что такое?
— Я не слышал условного сигнала.
— А к чему сигнал, раз король в наших руках?
— Я не вижу нашего офицера.
— А я вижу.
— Где?
— Вон то красное перо.
— Это же господин д'Эпернон со шпагой в руке.
— Ему оставили шпагу?
— Разрази меня гром, он командует…
— Нашими?
— Нет же, сударыня, это не наши.
— Вы с ума сошли, Мейнвиль!
В ту же минуту Луаньяк во главе первого отряда Сорока пяти взмахнул шпагой и крикнул:
— Да здравствует король!
— Да здравствует король! — восторженно отозвались с явным гасконским акцентом все Сорок пять.
Герцогиня побледнела и склонилась на подоконник почти без чувств.
Мейнвиль мрачно и решительно положил руку на эфес шпаги. Шествие приближалось, подобное грозному, сверкающему смерчу. Оно поравнялось с Бель-Эба, еще немного — и достигнет монастыря.
Борроме сделал три шага вперед. Луаньяк направил коня прямо на монаха, который, несмотря на свою рясу, стоял перед ним в вызывающей позе.
— Сторонись, сторонись! — властно кричал Луаньяк. — Дорогу королю!
Борроме, обнаживший под рясой шпагу, так
Возбужденный криками и бряцанием оружия, ослепленный светом факелов, Горанфло простер свою мощную десницу и, сложив указательный и средний пальцы, благословил со своего балкона короля.
Генрих, выглянувший из кареты, увидел его и с улыбкой наклонил голову.
Улыбка эта — явное доказательство милости двора к настоятелю монастыря Святого Иакова — так вдохновила Горанфло, что он в свою очередь возопил:
— Да здравствует король!
Но остальные монахи безмолвствовали. По правде говоря, они ожидали, что их военное обучение и сегодняшний выход в полном вооружении за стены монастыря приведут к иному исходу.
Борроме, как настоящий рейтар, с одного взгляда отдал себе отчет, сколько защитников у короля, и оценил их воинскую выправку. Отсутствие сторонников герцогини показало ему, что предприятие потерпело крах: медлить с подчинением силе означало бы погубить все и вся.
Он перестал колебаться, и в тот миг, когда Луаньяк едва не наехал на него, крикнул:
— Да здравствует король! — почти так же громко, как Горанфло.
Тогда и все монахи, потрясая оружием, завопили:
— Да здравствует король!
— Благодарю вас, преподобные отцы, благодарю! — ответил король своим скрипучим голосом.
Как ураган света и славы, промчался он мимо монастыря, где должна была завершиться его поездка, и оставил позади себя погруженный во мрак Бель-Эба.
С высоты своего балкона герцогиня видела лица, озаренные мерцающим светом факелов, вопрошала эти лица, пожирала их взглядом.
— Смотрите, Мейнвиль, смотрите! — воскликнула она, указывая на одного из всадников королевского конвоя.
— Посланец герцога Майенского на королевской службе! — вскричал тот в свою очередь.
— Мы погибли! — прошептала герцогиня.
— Надо бежать, и немедля, сударыня, — сказал Мейнвиль. — Сегодня Валуа победил — завтра он злоупотребит своей победой!
— Нас предали! — закричала герцогиня. — Этот молодой человек предал нас. Он все знал!
Король был уже далеко: он скрылся со всей своей охраной за Сент-Антуанскими воротами, которые распахнулись перед ним и, пропустив его, снова закрылись.
XII. О том, как Шико благословлял короля Людовика XI за изобретение почты и как он решил воспользоваться этим изобретением
Теперь, с разрешения читателей, мы вернемся к Шик о. После важного открытия, которое он сделал, развязав шнурки от маски господина де Майена, Шико решил, не теряя времени, убраться подальше от мест, где это приключение могло иметь нежелательные для него последствия.
Легко понять, что теперь между ним и герцогом борьба завязалась не на жизнь, а на смерть. Майен, который получил от Шико удар шпагой, уже никогда ему не простит.