Сорок пять. Часть вторая, третья
Шрифт:
Шико начал уже ласкать с горькой усмешкой рукоять своей шпаги, когда, обернувшись к двери, заметил, что за ней – внешняя решетка: она остановит его, даже если он убьет офицера, часового, придверника и привратника.
«Я одурачен, – признал он про себя. – Я погиб!»
И он повернул назад.
– Не угодно ли, я прикажу вас проводить, господин Шико? – предложил офицер.
– Не стоит труда, благодарю.
Но мучения его еще не кончились. Он встретил полицейского чиновника.
– Как, господин Шико, вы уже исполнили
Немного далее корнет встретил его на углу улицы.
– Добрый вечер, господин Шико. Что же та дама?.. Довольны вы Нераком, господин Шико?
Наконец, солдат, стоявший на том же месте, окончательно взбесил его:
– Вы выбрали плохого портного – он еще больше испортил вам камзол.
Шико не хотел опять идти тем же путем и прийти во дворец вовсе без одежды. Он лег перед дверью и притворился спящим. Случайно или, скорее, из жалости дверь отворилась, и Шико, пристыженный и оборванный, вошел во дворец. Его встревоженное, измученное лицо тронуло пажа, который тоже оказался на своем посту.
– Любезный господин Шико, хотите, я вам объясню эту загадку?
– Ну, говори, змееныш! – прошипел себе под нос Шико.
– Король слишком вас любит, чтобы отпустить так скоро.
– И ты, разбойник, зная это, не предупредил меня?!
– О, господин Шико, невозможно – государственная тайна.
– Но за что же я тебе дал денег, злодей?
– Государственная тайна стоит дороже десяти пистолей, согласитесь, господин Шико.
Шико ушел к себе и с досады заснул.
LIII
Обер-егермейстер короля Наваррского
Как только король ушел, Маргарита направилась в комнаты фрейлин вместе с доктором Шираком, который жил в замке. Когда они вошли в комнату бедняжки Фоссез, та, бледная, окруженная любопытными, страдала болью в животе, и страдания ее были так мучительны, что она не могла ни отвечать, ни принимать утешений.
Фоссез еще не исполнилось двадцати одного года; она была высока, стройна, с голубыми глазами и белокурыми волосами; гибкий стан привлекал нежностью и грацией. Почти три месяца она не выходила уже из комнаты, жалуясь на недомогание, и лежала в постели.
Ширак почти насильно взял руку больной и пощупал пульс. Испуганная этими приготовлениями – лицо Ширака и ледяная холодность королевы придавали им некоторую торжественность, – Фоссез приподнялась на изголовье и пробормотала благодарность за честь, которую ей оказывает королева, ее повелительница.
Маргарита казалась еще бледнее, чем Фоссез, – страдания раненой гордости сильнее страданий болезни.
– Что вы чувствуете? – спросил Ширак после минутного наблюдения.
– Боли в животе, господин доктор, – отвечала бедная девушка. – Но это ничего, уверяю вас. Если бы только спокойствие…
– Спокойствие, сударыня? – повторила королева.
Фоссез залилась слезами.
– Не предавайтесь горести, – продолжала
– Сколько благодеяний, ваше величество!
– Теперь я знаю вашу болезнь, – заявил Ширак.
– Знаете? – прошептала Фоссез трепеща.
– Да, мы знаем, что страдания ваши ужасны, – присовокупила Маргарита.
Страх Фоссез только увеличился. По знаку Маргариты Ширак вышел из комнаты. Фоссез едва не лишилась чувств.
– Послушайте, – обратилась к ней Маргарита, – хотя с некоторого времени вы поступаете со мной, словно нам чужая, и каждый день меня предупреждают, что вы оказываете мне дурные услуги возле моего мужа…
– Я, государыня?
– Не прерывайте меня. Хотя, наконец, вы слишком далеко зашли в своих честолюбивых планах, – но дружба, которую я питаю к вам и другим фрейлинам, заставляет меня помочь вам в несчастье.
– Государыня, клянусь вам…
– Не обманывайте меня – у меня и без того много огорчений. Не лишайте чести, во-первых, саму себя, а во-вторых, и меня – я не меньше вас забочусь о вашем добром имени, ибо вы мне принадлежите. Расскажите мне все чистосердечно, и я буду вам вместо матери.
– О ваше величество! Неужели вы верите тому, что говорят?
– Берегитесь прерывать меня, сударыня, потому что время дорого. Я вам говорю, что Ширак отгадал вашу болезнь, – вы помните его слова. Сейчас он в передней – уверяет всех, что у вас заразная болезнь, которая недавно появилась в здешних местах. Однако я, если успею, возьму вас с собой в Мас-д’Аженуа, где мы будем далеко от короля, моего мужа, и почти одни. Король, со своей стороны, отправляется на охоту, которая, по его словам, удержит его несколько дней в поле. И мы выедем из Мас-д’Аженуа, когда вам будет можно.
– Ваше величество! – Фоссез покраснела от стыда и горести. – Если вы верите всему, что говорят на мой счет, то оставьте меня лучше умереть.
– Вы дурно понимаете мое благородство, сударыня, и слишком рассчитываете на расположение короля, который просил меня не оставлять вас.
– Король!.. Король сказал?
– Вы сомневаетесь, когда я вам говорю? А я поверила бы, может быть, вашим отговоркам, если бы не видела признаков вашей болезни, если бы по вашим страданиям не угадывала приближение кризиса.
В это мгновение, как бы для того, чтобы подтвердить слова королевы, бедная Фоссез, позеленев и трепеща от болезненного приступа, упала на постель. Маргарита смотрела на нее без гнева, но и без сострадания.
– Неужели и теперь хотите вы, чтобы я верила? – тихо проговорила она наконец, когда бедная девушка оказалась в состоянии приподняться.
Лицо Фоссез выражало такую муку, глаза были залиты слезами – даже Екатерина смягчилась бы. В эту минуту будто сам Бог решил подать помощь страдалице: дверь отворилась, и появился король наваррский.