Сорок второе августа
Шрифт:
В этом было отличие между ней и Вениамином. Почему-то он не мог избавиться от волнения от осознания, что кто-то будет на него коситься или осуждать.
Девушка заметила это ещё в начале их отношений.
Когда пошел дождь, на самом деле был настоящий ливень, у Вениамина тогда ещё не было машины. Девушка сняла обувь, идя по улицам босиком, шлепая по лужам. Вениамин смущенно тащился рядом.
Возможно, это было от того, что мужчина сам был не прочь кого-то осудить.
Это как с ревностью. Почему-то самые большие
Вениамин терпеть не мог проявления привязанности в общественных местах. Цокал языком на парочек, что целовались на улицах. Казалось, его это так шокировало, что он мог об этом рассказать.
Когда они только начали жить вместе и мужчина ездил на работу в метро, часто, по приходу домой, он эмоционально рассказывал о какой-то парочке, что обжималась в вагоне метро или же на станции.
Правда, не получал от Магдалины такого же искреннего возмущения. От того он прекратил вскоре это рассказывать.
Но больше всего его возмущали красивые молодые девушки и женатые мужчины, что без стеснения демонстрировали свою связь. Он был убежден, что измены должны оставаться за закрытыми дверьми.
Вениамин был из тех, кто любил создавать красивую картинку и прятать за ней груды гнили и предательства.
Магдалина же считала, что в этом лишь больше драмы.
Для неё сама измена не так нетерпима, как осознание, что человек, которому она посвящает себя и верит, годами скрывал от неё влюблённость в другую женщину.
Спектакль начинается в восемь вечера.
Но начиная с трех девушка забеспокоилась. Мужа все не было.
Она позвонила ему, вспомнив, что так и не сказала, когда у них поход в театр: в субботу или же в воскресение.
Вначале он просто не отвечал, после вовсе выключил телефон.
Девушка зажмурилась, громко втянув воздух через сжатые зубы. Она отложила телефон и упала на кровать, глядя в потолок.
Почему-то Вениамин считал, что у неё совершенно нет чувств и своих желаний. Как будто она обязательное дополнение к его представлению о взрослой жизни.
Обязательно должна быть машина, высокооплачиваемая работа и жена.
И все остальное не важно.
Завел жену и можно оставить на подоконнике, как цветок в горшке, поливать и больше ни о чем не заболотиться. Во сколько бы он не возвращался с работы, цветок ведь и будет продолжать стоять на подоконнике.
Девушка прижала ладони к лицу. Выдохнула и убрала руки.
Оставаться одной ей сегодня не хотелось, от того она взяла телефон и перевернулась на живот. Открыла переписку с сестрой и, стараясь не выдать волнений, написала, что была бы рада сегодня встретиться с ней и её новым мужчиной.
Конечно, та что-то заподозрит, Магдалина никогда сама не предлагает таких встреч. Но это не важно. Она слишком обрадуется такой возможности, чтобы что-то спрашивать. А если и спросить то лишь для виду,
А на самом деле ей ведь дела нет.
Плевать на все кроме себя. Но Магдалина не была на неё зла. Ей уже почти тридцать, она привыкла к этому миру и к тому, что он устроен так, что для каждого важнее всего он сам.
Сокрушаться по этому поводу то же самое, что сокрушаться, что мы не птицы и летать самостоятельно не умеем.
Магдалина была уверена, что единственный человек, который её любил больше себя, был её отец.
Странновато-гениальный мужчина, который видел в ней человека, а не возможность воплотить нереализованные мечты.
Прошло уже так много времени с его смерти, а журналисты до сих пор цитируют его и ссылаются, как на что-то вечное. Какую бы статью он не написал, неважно о чем, её разбирали на цитаты.
Магдалина помнит, что когда она была маленькой её отец работал над какой-то книгой. Та бы наверняка стала классикой, которую обязан прочесть каждый.
Но после его смерти она исчезла, как будто её никогда и не существовала. Девушка не удивилась бы, если бы её отец сжег её где-то на костре.
Ей написал Вика.
Как Магдалина и думала, её сестра слишком была обрадована возможностью продемонстрировать своего нового мужчину, как будто хвасталась новым нарядом, чтобы заботиться о состоянии сестрички.
Они договорились встретиться в полпятого в небольшом кафе. Магдалина лишь надеялась на то, что там будет продаваться алкоголь и можно будет курить. По-другому она сестру не вынесет. Но вечер, в который по ощущениям, твой мозг распотрошили безграничным множеством бессмысленных разговоров, все равно был лучше, чем вечер в одиночестве.
Но только в этот раз.
Уже завтра, расчесываясь у зеркала, думала девушка, я вновь буду наслаждаться одиночеством.
Перед выходом она проверила свой телефон. На ответный звонок она и не рассчитывала. Хотя бы сообщение, что её муж включил телефон. Но того не было. Она положила телефон в сумку и отключила звук. Это лучше, тогда она не будет прислушиваться и постоянно его проверять в глупой надежде.
Прекрасно ведь понимала, что не позвонит.
Вернется поздно вечером, ничего не скажет, а она ничего не спросит.
Слишком умна, чтобы слушать ложь. Это лишь больнее.
Пусть лучше молчит, чем говорит какие-то глупые оправдания из-за которых ты только ещё больше уверяешься, что правда неприятна и болезненна.
Иногда, она уже по его глазам и сутулой спине понимает не сказанное:
«Я просто не хотел приходить. Мне было все равно где быть. Главное не с тобой».
Кафе было всего в нескольких кварталах от её дома от того девушка пришла самая первая. Села за одинокий столик и внимательно оглядела меню.