Сороковник. Книга 1
Шрифт:
– Только доверху воды не наливай, – предупреждает Янек. – Начнёт кипеть – будет выплёскиваться. И блинов поставь, что ли. Вчера и не мотанулись, сразу расхватали.
Ладно, ребятки, будут вам и блины. Мы ещё вам пару курят неплохих потушим, в сметане…
В общем, пока обед поспел, поясница моя привычно ныла. Присев на стульчик, я полюбовалась, как Янек без особого труда вытаскивает очередной чугунок, гусятницу, кастрюлищу с борщом, и по достоинству оценила, от какого тягла меня разгрузили. К тому же, спина-то пройдёт, а обходиться со мной вот так, как с королевной, вряд ли ещё
Поначалу я наотрез отказываюсь обедать со всеми, но Васюта решительно подталкивает меня к общему залу, выговаривая:
– С людьми живёшь, лапушка, уважь, и дай им себя, как хозяйку, уважить. Ты ж для нас стараешься!
Гостей я разглядываю с тайным восхищением. Кто ж их таких понарожал? Все под стать хозяину, аж скамейки под ними гнутся. Я щедро наполняю миски, стараясь удержать в памяти имена: Флор, Аким, Василий, Добрыня, Илья… Надо бы вызнать потом, откуда они, здесь, русичи, не компьютерной же игрой их сюда затянуло?
И, похоже, хаживали сюда не только пообедать, но и «за жизнь» поговорить. Трапезничали не спеша, с разговорами, но всю мою стряпню до крошечки подобрали. Уважили. Беседы их были мне неинтересны, и я слушала вполуха, а потом ещё и отвлеклась.
Потому что эта Нора…
…Эта бесстыдница с самого начала вместо моего колена пристроила морду на Васютино, и глядела, как всегда, умильно и предано, а ей в ответ выбирались лучшие куски.
За что же меня так позорить? Выходит, я совсем её не кормлю? И теперь можно кого-то другого лапой трогать?
К концу обеда я не выдерживаю.
– Нора, как не стыдно! Пару раз тебя погладили, а ты уже чужому мужику в глаза заглядываешь!
– Ну, так… – Васюта, не торопясь, отщипывает кусок хлеба.
– Да не ест она хлеб!
– …это у тебя не ест, – спокойно говорит он. И наглая морда с удовольствием чавкает с его руки, виновато кося на меня карим глазом. – Ты ей просто завидуешь.
– …?
От возмущения я не нахожу, что ответить. И рука с полотенцем взмывает сама собой. Но вдруг мне вспоминается вчерашний разговор на крылечке, моя заступа за Хорса… и я понимаю, что меня элементарно развели. Давясь от смеха, шлёпаю Васюту по спине, не пропадать же замаху.
– Ох, и тяжела у тебя рука, лапушка, – усмехается он. Перехватывает полотенце, тянет на себя.
– Васюта, отдай! – я все ещё улыбаюсь во весь рот. – Да что тебе сделается, здоровому такому! И не называй меня больше лапушкой, пожалуйста!
Глаза у него смеются.
– А как же называть? Лапушка и есть!
И тут наши гости начинают этак сдержанно пофыркивать. Это ж я о них совсем позабыла в праведном своём гневе! Нечего сказать, устроила представление.
Ну, Нора! Попросишь ты у меня косточку. Лучше Хорсу отдам, он-то оценит. А эти тяжеловесы… и этот, который тут главный… Бесстыдники!
Пока «этот главный» провожает гостей до порога, живо переключаюсь на сбор посуды. Нора суется ко мне, к вернувшемуся хозяину и, наконец, что-то уяснив, понуро плетётся на кухню.
После обеда у мужчин «тихий час». Совсем как в деревнях. Их с Яном комната наверху, в мансарде, и пока мужики разговаривают разговоры с подушками, я собираюсь потихоньку кое-что выяснить.
Мишени
Щиты прислонены к стене. Вдоль противоположной – широкий верстак, над ним полки с инструментом… Ну, это нам без надобности. То, что я ищу, должно быть где-то рядом. Прошлой ночью, смотавшись за дротиком, Янка выпрыгнул отсюда шустро, не задерживаясь, значит оружие хранится под рукой.
Ага. В углу по правую руку от косяка – стало быть, чтобы, как вошёл, так и ухватил – Васютино копьё. Потемневшее древко почти два метра в длину, но порхало в руках у Муромца что пёрышко. Провожу ладонью по тёплой отполированной поверхности, по верёвочной обмотке в центре… это чтобы руки не скользили… до стального ромбовидного наконечника, вырастающего из деревянного навершия. Пробую приподнять. Моего обхвата пальцев едва хватает, чтобы обхватить древко. С уважением водворяю на место. Килограмм восемь-десять, не меньше. Интересно, чем думали разработчики Кобры Д, предлагая амазонке колющее оружие, как основное?
Не представляю, как изящные полуголые создания в реале могут орудовать такой вот оглоблей. Впрочем, если рассуждать логически, настоящие амазонки – ну, пусть богатырки, как их тут называют – хрупкими быть не должны. В настоящую рукопашную не сунешься в бикини, даже в стальном, нужна «бронька», а это килограмм десять-двенадцать веса, а то и больше, с учётом поножей, наручней, наплечников. Плюс оружие. Здешний меч, из тех, что я видела в оружейных рядах, потянет на пять-шесть килограмм. Короткий, конечно, легче, но железо есть железо. Щит опять таки, шлем… В общем, субтильная амазонка рухнет от такой тяжести и не поднимется. Чтобы легко и непринуждённо таскать на себе всю эту амуницию, нужно достаточно плотное телосложение и крепкий костяк. Как раз то, о чём говорил вчера Васюта.
Широкую кость мою отметил, между прочим, и не комплимента ради, а реально оценил возможности.
Значит, у меня действительно какие-то шансы есть.
Давид победил Голиафа камнем из простой пращи. Пастушок вряд ли за всю свою жизнь держал в руках более серьёзное оружие. Янек вот… чем не пример? Он же не взрослое копьё от наставника получил, а его облегчённый подростковый вариант. Значит, и мне надо выбрать, чему я смогу выучиться за оставшиеся дни и с толком, и не надорвавшись при этом.
Вспомнив о Яне, перехожу к дротикам. Взвешиваю на руке: всё равно тяжело. Припомнив движения Янки, пробую сымитировать бросок… Что-то не так. Вздохнув, ставлю на место. Лук, что ли, попробовать?
Из пневматики я в своё время стреляла неплохо, поскольку есть у нас в семье фамильная черта: природная меткость. Но с пятого класса пришлось надеть очки; они искажали угол между мушкой и целью, и стрельбу пришлось забросить. Однако в квесте вряд ли нужно умение попадать белке в глаз, там, подозреваю, мишени будут крупнее. Ранить, обездвижить – уже хорошо.