Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)
Шрифт:
Уилл хитро улыбнулся и привлек Тамару к себе, безумно радуясь, что она не отталкивает его.
– Ты должна верить в свою племянницу. Когда я уходил, эта «невинность» честила графа на чем свет стоит. Она даже не дала ему спокойно позавтракать! Она совсем такая, как ты, точно. Она доставит ему много беспокойства.
Тамара сокрушенно покачала головой:
– Столько всякого другого, о чем ты не знаешь, связано с этим… Пойми одно: твой хозяин не для нее. Бог знает, что он может сделать теперь, когда она в его руках. Хуже всего то, что я не смогу защитить ее.
– Ладно, любовь
Когда Тамара неожиданно застыла в его объятиях, Уилл подумал, что наконец тронул ее сердце. Но когда она повернулась к нему с выражением презрения на лице, он понял, что поторопился.
– Ты со своими сладкими словами такой же, как граф. – Тамара поджала пухлые губы и сурово смотрела на Уилла. – «Вошла в твое сердце». Скажешь тоже! Нет у тебя сердца, а то бы ты не позволил своему хозяину так обращаться с бедной девочкой. Не старайся успокоить меня. Я не допущу, чтобы вы погубили нас обеих.
По своей природе Уилл был терпеливым человеком, но с тех пор, как начал ухаживать за Тамарой, обнаружил у себя способность раздражаться, о которой раньше и не подозревал.
Впервые он почувствовал, что не может отмахнуться от ее ядовитых слов, как делал это раньше.
– А что тут губить? – запальчиво спросил Уилл. – Вы обе цыганки. И не похоже, чтобы жили как монахини, не так ли?
А вот этого говорить не следовало, понял Уилл, стоило ему лишь взглянуть на Тамару. К такому он еще не привык. Обычно она кипела и бушевала, ее гнев был очевиден, но не страшен. Сейчас она молча смотрела на него с такой ненавистью, что он невольно испугался.
– Я не то хотел сказать, Тамара… – растерянно забормотал Уилл.
Он протянул к ней руку, но она ударила его и прорычала:
– Никогда, никогда больше не прикасайся ко мне, Уильям Крэшоу! Если прикоснешься, обещаю, я изрежу все чувствительные части твоего тела на кусочки. – И она зашагала в направлении к Фолкем-Хаусу.
Уиллу ничего не оставалось, как последовать за ней, раскаиваясь в своих словах. Каким-то образом он должен убедить Тамару не вступать в схватку с его хозяином. Уиллу было бы невыносимо видеть, как она проиграет в схватке, в которой просто не могла победить. Трудно сказать, что в таком случае она сделает. Возможно, даже запретит Уиллу приближаться к ней.
«Нет, я не могу этого допустить», – говорил Уилл себе, следуя за Тамарой по пятам. Даже если он вызовет недовольство хозяина, он все равно это сделает. Он не позволит Тамаре бросить его. Только не сейчас.
Марианна стояла посреди библиотеки, погрузившись в воспоминания о многих часах, проведенных когда-то здесь. В библиотеке ничего не изменилось. Очевидно, Фолкем предпочел оставить в ней все, как было при прежних хозяевах.
Марианна водила пальцами по корешкам книг на одной особой полке, пока не нашла ту, которую искала – «Травник» Джона Джерарда. Когда Гаррет вошел в свой кабинет, Марианна проскользнула в библиотеку, желая взглянуть
Марианна заметила другую книгу, стоявшую на нижней полке. Почему-то этот томик привлек ее внимание. Она вытащила его, немного запылившийся от того, что его не брали в руки уже много месяцев.
С благоговением Марианна раскрыла книгу в богато украшенном переплете. На титульном листе была надпись:
«Приятная занимательная комедия под названием «Бесплодные усилия любви». Разыграна перед ее королевским высочеством в прошлое Рождество. Заново исправлена и дополнена У. Шекспиром».
На минуту Марианна замерла. Воспоминания нахлынули на нее. Когда Уинчилси только переехали в Фолкем-Хаус, она обнаружила в библиотеке этот небольшой томик и часто перечитывала его. Когда-то это была ее любимая пьеса.
Но сейчас не сама пьеса интересовала Марианну. Дрожащими руками она перевернула страницу и нашла на обороте выцветшую надпись: «Моему сыну Гаррету. Всегда встречай мир с легким сердцем, даже когда он кажется унылым, и силы никогда не покинут тебя. С любовью, мама».
У Марианны дрогнуло сердце. Она уже забыла об этих строчках. Она видела эту надпись в книге еще девочкой и думала об этом мальчике по имени Гаррет. Слова его матери были так похожи на то, что могла бы сказать и ее мать. Марианна воспринимала их так, будто они были обращены и к ней.
Однако они были написаны не для нее, а для другого ребенка, потерявшего мать в более раннем возрасте, чем она.
В ее юном воображении он рисовался очаровательным счастливым мальчиком, любившим, как и она, пьесы Шекспира. Воображаемый Гаррет был, конечно, шаловливым, но с добрым сердцем, готовым помогать больным и бедным. Девочкой Марианна часто мысленно разговаривала с ним о книгах, о Лидгейте и его жителях… о самой жизни.
Шли годы, Марианна читала другие книги, и мальчик Гаррет отошел куда-то на задний план. Но сейчас он снова вернулся к ней.
Марианна бессмысленно смотрела на страницу, и написанное на ней теперь казалось ей насмешкой. В детстве она никогда не представляла Гаррета надменным человеком, который никому не доверяет, который, казалось, не знает, что значит жить с легким сердцем. Гаррета, которого она теперь знала, Марианна даже не могла представить с удовольствием читающим остроумную пьесу.
Она так задумалась, что даже не услышала, как открылась, а затем закрылась дверь библиотеки. Она почувствовала чье-то присутствие только тогда, когда у нее из рук вырвали книгу.
Испуганно обернувшись, она увидела Гаррета. Он посмотрел на книгу, затем на Марианну, затем снова на книгу.
Марианна чувствовала себя ребенком, пойманным в тот момент, когда он запустил палец в воскресный пудинг. И тут она возмутилась. Конечно, библиотека и дом сейчас принадлежали графу, но они принадлежали какое-то время и ей.
Гаррет молча раскрыл книгу и перевернул страницу. Он читал надпись, и его лицо постепенно становилось мягче. Затем он захлопнул книгу и пытливо посмотрел на Марианну.