Sos! Мой босс кровосос!

Юнина Наталья

Тебя, урод, сюда никто не приглашал. Кажется, даже мой начальничек обалдел от того, что Игорь проходит внутрь номера. Обводит взглядом Кротова и выдает:

— Не понял. Это же не твой номер.

— Мой. Наш. Это для конспирации. Чтобы тот, кто хотел меня грохнуть, пришел типа в мой, а меня нема. Черт, уже без конспирации. Надо менять номер, — усмехаясь произносит Кротов.

— Вы… встречаетесь?

— А ты хотел заглянуть к Снежане Викторовне и подкатить к ней свои яйца? Нет, Игорек, у нее уже есть своя яично-колбасная ферма в моем лице. Ну не в

лице. Как правильно, Снежана? — переводит на меня взгляд.

И тут до меня доходит для чего, не такой уж и резиновое изделие номер два, расстегнул рубашку и брюки.

— Своя яично-колбасная ферма в лице…, — запинаюсь, понимая, что надо перейти на «ты», — твоего хозяйства?

— О, она умная, в отличие от твоей. Без обид.

— Яично-колбасная ферма? Ты перепил?

— Если бы я перепил, я бы тебе не открыл. Нам не нравятся традиционные названия гениталий, поэтому у нас яично-колбасная ферма и…, — вновь переводит на меня взгляд.

— Беляшный завод, — кажется, чушь сморозила, судя по выражению лица Кротова.

— Беляшный? Тогда уж пельменная фабрика, — поправляет меня он с дурацкой улыбкой.

Боже, что мы несем? Ну ладно, Кротов пил, но я то? Не знаю, от чего больше обалдел Игорь. От феерической фигни про наши фабрики, хозяйства и заводы или от того, что в моем номере встретил Кротова. Сейчас я каждой клеточкой ощущаю какую-то эйфорию от осознания того, что мой начальник непонятно зачем отыгрывает эту роль. Я окончательно двинулась головой, но я в прямом смысле готова расцеловать его за сей спектакль.

Неосознанно пячусь назад, когда понимаю, что Игорь и не думает уходить из номера. Он неотрывно пялится на меня, прожигая во мне дыру. И в этот момент я четко понимаю, что ничего не изменилось. Я по-прежнему при нем трусливая букашка. Тут только один выход — убить его. И уже без промашек.

— Что ты надумал насчет моего предложения?

— Да я как-то его особо и не обдумывал, — усмехаясь произносит Кротов, становясь позади меня. И я тут же чувствую, как он касается моей спины. Секунда и он… застегивает молнию на платье. А ведь я даже и не вспомнила бы про эту деталь. — Как ты смотришь на то, чтобы погостить у Игоря? — переводит на меня взгляд, едва заметно улыбаясь.

— Я не хочу.

— Значит, мы смотрим на это предложение отрицательно. Ты извини, у нас на этот вечер были определенные планы без третьих лишних. А наши дела обсудим позже.

Когда за этим ублюдком закрывается дверь, я впервые за несколько минут начинаю нормально дышать. А вот Кротову, кажется, весело. Он вновь берет бутылку с виски и усаживается на кровать, не сводя с меня взгляда. Молчание раздражает и я, наконец, решаюсь на вопрос.

— Зачем вы ему сказали, что мы пара?

— Захотелось. А свои желания надо реализовывать, — приподнимает вверх бутылку и делает глубокий глоток. — Как я раньше не подумал про конспирацию в номерах? Хорошая же идея. Надо будет брать один номер для тебя, один для меня. Но жить будем в номере на твое имя. Ты будешь ночевать в первой комнате, а я во второй. А если те,

кто захочет меня грохнуть все же догадаются, что я в твоем номере, они кокнут в темноте тебя, так как ты будешь в первой комнате. Я это услышу и юркну под кровать. Да, ладно. Расслабь булки, Снежана Викторовна, я пошутил. Ты будешь спать в комнате номер два. Она всегда хуже первой.

— Почему мне кажется, что вы хотите казаться хуже, чем есть?

— Когда кажется, тогда ни хрена не кажется. Люблю, когда меня ненавидят.

— Это какая-то патология.

— Кто бы говорил. Ты сама ходячая патология.

— Вы о чем сейчас?

— Не думаю, что тебе понравится то, что я скажу. Так что пощажу твою психику.

— Не вы ли любите, когда вас ненавидят?

— У тебя еще будет масса поводов меня возненавидеть. Я даже не начинал над тобой издеваться. Вообще с тобой все пошло по одному месту.

— А если без шуток, многие хотят вас убить?

— Уже нет. Вот в девяносто восьмом и даже в девяносто девятом да, — тогда, когда к нему обратилась я. Наверное, еще десять минут назад я бы сказала, жаль, что не грохнули. Но сейчас, когда он, по сути, избавил меня от Игоря, не могу. Так ли он ужасен на самом деле, как я его демонизирую все эти года? — А сейчас все, кто меня реально хочет грохнуть, ходит по струнке, потому что я держу их за мускулюс глютеус максимус.

— За жопу значит.

— Ага. За нее. Но у нас много дебилов, тех, на которых можно нарваться по случайности, так что охрана для успокоения. Трахалась с ним?

Еще вчера я бы послала его на хрен за такой вопрос, а сейчас почему-то спокойно на него реагирую.

— Нет.

— А он тебя?

— Что?

— Трахал?

— В смысле? Я вам ответила на этот вопрос.

— Трахаться — это значит вдвоем по обоюдному решению. А трахать — по решению одного. Ты ж не тупая, могла бы и догадаться.

— Я уже отвечала на ваш вопрос.

— Значит нет?

— Значит то, что я сказала.

Отвратительное чувство. Как будто на допросе и не знаешь куда себя деть. Все, что сейчас хочется, так это выгнать Кротова вслед за Игорем. Но все, на что меня хватает — сесть в кресло и как трусиха опустить взгляд на пол.

— Он нехороший человек. В смысле плохой, — зачем я это говорю? Идиотка.

— Ты сейчас серьезно?

— Да.

— Не кажется, что это звучит по-детски?

— Может и так. Но сути не меняет. Мы все иногда поступаем плохо, а он просто… плохой.

— Откуда ты его знаешь?

— Он сын директрисы детского дома, в который я попала.

— И?

— Что и?

— Дальше что?

— Что вы от меня хотите?

— Я хочу понять, в честь чего я проебываю возможность быстро получить землю Игорька, не согласившись у него погостевать.

— А кто вам не дает ее получить быстро?

— Ты.

— Вы сами спросили мое мнения про поездку к нему домой, причем при нем. Хотели бы это организовать, сделали бы это. Значит сами не хотели. Не перекладывайте на меня ответственность за свои решения.