Sos! Мой босс кровосос!
Шрифт:
— У меня не было в комнате цветов.
— Я знаю. Решил приукрасить унылый вид твоей комнаты. Ларек цветочный рядом с чебуречной стоял. Думаю, дай зайду посмотрю. Приглянулись ирисы, — точно, ирисы. Символично.
— Чебуречной? — вдруг доходит до меня.
— Я весь день не ел, у меня уже крыша едет. Хотелось чего-нибудь вредного, раз драников не удалось.
И он реально тянется за пакетом на полу. Когда открывает его и демонстрирует чебуреки вместе с жареными в масле пирожками, у меня самым настоящим образом едет крыша, от этого
— Фу, чего-то завоняло, да?
— Завоняло? — удивленно перевожу на него взгляд.
— Ага. Романтикой. Прям, фу.
И начинает заливисто смеяться. Так искренне, что я сама лыблюсь как дурочка в ответ.
Глава 37
Глава 37
Мне тяжело. Так, словно нахожусь под грудой камней. Страшно открывать глаза и возвращаться в реальность. Сердце бабахает как ненормальное, когда я ощущаю идиотское чувство дежавю. Пытаюсь успокоиться и нащупываю руку, стальной хваткой обвившую мою талию. Ну что за дичь в моей голове? Какое дежавю, идиотка? Я засыпала с Даней, здесь не может быть никого другого. Почему же так страшно открывать глаза?
И тут меня осеняет — шрам на большом пальце. Нащупываю эту отметину и облегченно выдыхаю. И палец из руки не выпускаю. Расслабляюсь и открываю глаза. Моя стена. И рука Данина. И вроде все хорошо. Но отчего-то снова хочется плакать и вовсе нет от умершей в фильме героине. Пора заканчивать с этим, иначе так и помру с перезрелой волчьей ягодой.
Тем более он не спит, я это чувствую. Равно как и понимаю, что, судя по его выпирающему стояку, его явно не смущает моя стремная рубашка. Раз, два, три, четыре, пять. Ну, давай, тормознутая. Все это делают. Ну что ж ты такая трусиха?!
Я не успеваю убрать Данину руку. Он делает это сам. Только в следующий момент я не оказываюсь перевернутой на спину. Он целует меня в макушку и встает с постели. Как это понимать? Поворачиваюсь к нему.
— Спи, рано еще, — тихо произносит Даня и принимается надевать штаны. Из комнаты он выходит, прихватив с собой джемпер и телефон.
Перевожу взгляд на часы: начало девятого. Для меня не рано, учитывая, что я должна провести сегодняшний день с дочерью Влада. Только я бы эгоистично наплевала на это, случись у нас сейчас продолжение.
Я лежу еще минут десять и пялюсь в потолок, совершенно не понимая, как расценивать происходящее. Почувствовав запах кофе, заставляю себя встать с кровати и надеть джинсы и водолазку. Сегодня же пойду покупать не только колготки, но и эти гребаные чулки вместе с платьем и трусами. Нет, платьями. И не для офиса.
Осознав, что обувь Кротова на месте, я быстро юркаю в ванную и принимаюсь умываться и немного приводить себя в порядок.
Я не ожидала, что кофе варит сам мистер говнючелло, неожиданно решивший сыграть в какую-то странную игру.
— Вера не любит, когда на кухне кто-то хозяйничает, — достаю из холодильника остатки пирога и
— Ее нет в квартире.
— А где она?
— Понятия не имею. Поедешь со мной к ветеринару в часов двенадцать?
— Не могу. У меня сегодня много дел.
— Каких?
— Личных.
— А завтра до глубокого вечера занят я. Жаль, — ну так пригласи меня на глубокий вечер, тормоз.
— Насколько глубокий? — ой, ну давай сама к нему заявись.
— Позднее, чем вчера. И завтра я пас смотреть кино, — усмехается, отпивая кофе.
— А я больше и не дам выбирать тебе фильмы. С таким-то хорошим концом, — не скрывая иронии бросаю я.
— Ну кто ж знал, что она решит помереть, дура такая.
— Не надо делать вид, что тебя не тронул фильм. Ты тоже плакал.
— Я пустил слезу, что за весь фильм она так ни разу и не оделась прилично. И даже идиот герой не подарил ей нормальные шмотки. Обе идиота.
— Ну да, ну да. Все дело в шмотках.
— А то.
Если завтрак на удивление прошел хорошо, то дальнейший день, несмотря на полное взаимопонимание с девочкой, нет. За мной попятам шастает то один, то второй придурок. И теперь я убеждена, что так было и раньше. Чувство, когда за тобой следят, мягко говоря, нервирует.
Я появляюсь дома ближе к семи вечера, удовлетворенная покупками, но обозлённая за слежку.
— Здравствуйте, Даниил Леонидович.
— Радость моя, рад, что ты звонишь мне первая. Но неужели мы снова на «вы?»
— Нет. Это я так, готовлюсь к рабочим будням.
— Ну слава Богу. Кошка, кстати, действительно беременна. И ей вот-вот рожать.
— Класс. Надо почитать как принимать у них роды.
— Я надеюсь, мне это делать не придется. Как прошел день?
— А то ты не знаешь. Мне не нравится это. Отвратительное чувство, когда за тобой следят.
— Так надо. Это не для праздного любопытства, — даже не отрицает?
— Врешь.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Так не пойдет. Я против этого, и я не шучу.
— Что ж ты сложная такая, Снежана?
— Какая есть. Если я еще раз кого-нибудь увижу у себя под носом — я просто больше не появлюсь на работе. Обещай, что такого не будет.
— Обещаю.
— Пальцы скрестил?
— Не скрещивал. Спиной своей клянусь.
— О, это серьезно. Спасибо. Как там, кстати, дела со спиной?
— Сойдет.
Мне так хочется спросить про завтрашний глубокий вечер, но вместо этого я вновь трусливо молчу, заканчивая наш разговор. А затем иду в ванную приводить свое тело в порядок. Будут. Будут тебе чулки и гладкая кожа. Ну и платье развратное. И белье непременно красивое, но без идиотских полосок, врезающихся в задницу.
В воскресенье я просыпаюсь будучи в полной уверенности, что сегодня я сделаю это. В обед я выхожу в аптеку и не замечаю ни одного следящего за мной человека. Вполне уверенно покупаю упаковку презервативов. Ну все, это победа.