Сосед с сюрпризом
Шрифт:
– Мам, ты еще на балет меня запиши, – вздыхала подросшая дочь, только-только без сожаления расставшаяся с занятиями по хореографии навсегда. – Я вот сюда пойду, – сказала, протянув матери бумажку с объявлением о наборе в секцию у-шу, – каратисты, изображенные на бумаге, не оставляли сомнений в том, что это-то что из боевых искусств.
– Аня, но ты же девочка! – та только пожала плечами.
– И что? Мне уже десять, я хочу заниматься тем, что понравится мне, а не вам с папой, – вот тебе и приплыли. Родителям оставалось только смириться.
Но и там дочурка надолго не задержалась. Заявила, что скучно махать руками и ногами,
В учебе все было тоже совсем негладко: классный руководитель периодически приглашала родителей для беседы, но ее усилия пропадали даром. Аня делала только то, что хотела, и частенько пятерки были разбавлены двойками по одному и тому же предмету. И вовсе не потому, что девочка была глупой, наоборот, Аня почти все схватывала на лету, но учила только то, что ей нравилось. Причем в этом не было никакой системы: сегодня она могла блестяще ответить на литературе, а на следующем уроке заявить, что "дурак ваш Обломов, так ему и надо", а то и вовсе отказаться писать сочинение на заданную тему, исписав половину тетради совсем по другому произведению. То же повторялось и с остальными предметами – девочка каким-то образом на отлично писала контрольные и участвовала в олимпиадах гимназии, категорически отказываясь идти дальше.
К десятому классу все смирились, что Анну не переупрямить, и утешались тем, что дочка не лезет в неподходящие компании. Хотя постоянно ожидали чего-то подобного. Вадим, к тому времени уже окончивший университет и помогавший отцу в расширении бизнеса, выходкам сестры не удивлялся, и ждал какого-нибудь подвоха. В конце концов, именно у него сестренка выпила больше всего крови, пока он исполнял роль няньки.
– Жизнь – боль и тлен, – заявила шестнадцатилетняя Анечка солнечным августовским утром, выйдя из своей комнаты в таком виде, что мама схватилась за сердце, отец за очки, а брат за голову.
Выбеленное лицо, подведенные черным глаза, черная же одежда, жуткие украшения в виде черепов и пауков и розовые перчатки на руках.
– Ч-что эт-то? – дрожащим голосом спросила мама.
– Она у нас теперь гот, – покачал головой Вадим. – Я таких часто на улице вижу. Вечно мрачные и печальные, все у них плохо. На кладбища еще ходить любят.
– З-зачем? – мама уже плакала.
– Хотелось бы сказать, что думать о смысле бытия, – хмыкнул сын, – а на самом деле им просто заняться нечем.
– Так, хватит тут спектакли разводить, – хлопнул рукой по столу папа. – Жизнь – боль? – дочка кивнула. – А ты говоришь, что им просто заняться нечем? – обратился к Вадиму.
– У друга моего брат тоже решил готом стать. Напялил кожаные штаны, накрасился, весь такой печальный и мрачный. Сослали его к бабушке вместо отпуска в Европе, быстро решил, что не настолько он и гот, – брат барабанил пальцами по столу. Аня начала подозревать что-то нехорошее.
Но ведь она взрослый человек и имеет право делать то, что хочет! Обожаемая всеми, решила настоять на своем:
– Я гот, – упрямо сжала губы. – И иду на встречу с моими друзьями. В жизни нет радости, нас никто не понимает.
– Хорошо-хорошо, самостоятельная ты моя, – папа встал из-за стола. – И по закону ты уже несешь уголовную ответственность и можешь даже работать неполный день.
Схватив дочку за руку, отволок в ванную, прямо в одежде поставив под душ. Анечка вмиг лишилась карманных денег, и оказалось, что работает курьеров в фирме отца. Так и закончилась ее принадлежность к молодежной субкультуре. А там еще и брат вышел к молодым людям, ждущим ее у подъезда, чтобы популярно объяснить, почему Анна не сможет к ним присоединиться. Вадим всегда отличался завидным спокойствием и ехидным характером. У ребят не было и шанса что-то доказать ему. Но с Аней, на всякий случай, больше не общались.
Бедная гимназия считала дни до выпускного – учителям просто уже надоело спорить с пигалицей. Она никогда не подкладывала кнопки, не била окна и не ругалась матом, просто тихо-мирно выносила мозги либо дурацкими вопросами по типу "почему слово о полку Игореве записано со слов очевидцев, когда там все умерли", либо полным игнорированием.
С выпускного, причем сразу после вручения аттестатов, Анну забирал брат, закутав в свой пиджак: девушка, выходившая из дома во вполне приличном платье, к директору вышла в чем-то, напоминающем наряд Вивиен из "Красотки" и рыболовную сеть одновременно. И когда переодеться успела? Пришлось увозить сестру к себе в квартиру, чтобы родители, оправившись от шока, не свернули дочери шею. Зато наряд Анны Мельниковой обсуждали не один год. Еще бы – такого учителя не видели ни до, ни после.
Глава 2
Тишину комнаты разрезал вой какой-то сирены. Девушка, мирно сопящая на груди молодого мужчины, резко села, пытаясь унять колотящееся сердце.
– Вадим, что это? – испуганно спросила она.
Тот вздохнул, открыл один глаз, пытаясь нашарить рукой разрывающийся сотовый, противно орущий "особенной" мелодией. Новенькую Nokia купил себе буквально месяц назад – цветной экран, полифония, дизайн.
– Да! – рявкнул в трубку. – Чего тебе? Анька, ремня дам! Все, жди! – обреченно как-то выдохнул.
– Зайка, – обратился к девушке, – я за сестрой смотаюсь и вернусь, – "зайка" в ответ надула губы. Сестрица эта ее бесила наглостью и бесцеремонностью, а еще тем, что Вадим мог и свидание отменить, если той нужно что-то было. Очень наглая молодая особа.
Молодой мужчина тем временем споро натягивал футболку и джинсы, схватил ключи и документы от Мерседеса и хлопнул входной дверью. Он очень ждал Анькиного восемнадцатилетия, чтобы не нужно было за ней присматривать и вытаскивать из всяких передряг. Родители улетели в Европу, попросив приглядеть за сестрой и квартирой, чтобы соседи хотя бы не вызывали милицию.
В три часа ночи город был пуст, из магнитофона звучало что-то успокаивающее, теплый ветер залетал в салон, а водитель тщетно пытался успокоиться, пытаясь максимально быстро доехать до ночного клуба. Клуба, в который пускали с двадцати одного года!
– Доброе …э утро, – поздоровался с охранником на входе. – Я за одной буйной девицей. Мелкая такая, кудрявая.
Тот понимающе кивнул и проводил в комнату охраны, где на стуле сидела его сестра собственной персоной, бросая грозные взгляды на служащих клуба. Губы поджаты, руки скрещены на груди, вид воинственный до невозможности.