Сошествие Ангелов
Шрифт:
Сам он даже не мог представить подобного исхода. Жизнь казалась Захариэлю чудесной. И пережитые трудности и испытания только придавали ей еще больше радости. Он встретился в единоличной схватке с опаснейшим из хищников Калибана и выжил. И Захариэлю не терпелось поделиться своей радостью с друзьями.
Он не мог знать, насколько печальными были недели его отсутствия в Алдарухе. Друзья считали его погибшим. И скорбели по нему.
Почти все они мысленно его похоронили.
Тот факт, что, несмотря на все страхи и сомнения, Захариэль остался в живых, придаст его славе особый блеск в глазах ровесников,
Но перед возвращением в Алдарух Захариэль еще не знал всего этого.
— Мы все считали тебя мертвым, — возбужденно произнес Аттиас.
Парень нес в руках сундучок с немногочисленными пожитками Захариэля и, подпрыгивая от волнения, шагал следом за приятелем, в руках которого была его свернутая постель.
— Все так и думали. Все решили, что чудовище тебя убьет. Даже поговаривали о проведении погребальной церемонии. Вот было бы забавно, правда? Вообрази, ты возвращаешься и узнаешь, что твое имя уже высечено на мемориальных плитах в катакомбах.
Первый день после возвращения Захариэля в Алдарух уже клонился к вечеру. Несколькими часами ранее он проехал через главные ворота крепости и был встречен громкими возгласами и топотом. По всей видимости, слух о его приближении уже распространился по всему монастырю, поскольку за открывшимися створами он увидел громадную толпу.
Въезжая во двор, он заметил и претендентов, и рыцарей, и слуг — все собрались поздравить его с благополучным возвращением. Его появление вызвало оглушительный гомон. Этот момент окончания его первого приключения, момент радостного возвращения домой, когда он впервые ощутил себя равным остальным членам Ордена, навсегда останется в его памяти.
Немиэль тоже ждал его во дворе и первым бросился навстречу, чтобы заключить в крепкие объятия. Немиэль что-то торопливо говорил, его губы энергично двигались, но громогласные крики приветствий не давали разобрать ни слова.
В конце концов, когда волнение немного улеглось, Захариэль, как положено, отрапортовал смотрителю ворот, и ему назначили время встречи с экзаменаторами Ордена. А до тех пор ему было приказано покинуть комнату претендентов. Для тех, кто прошел испытание, но еще официально не был принят в ряды рыцарей, в малолюдном крыле крепости имелось несколько специальных комнат.
— Ну вот и пришли, — сказал Захариэль, открывая дверь своего нового жилища и заглядывая внутрь.
Комната была пустой. Согласно монастырским обычаям Ордена, обстановка в ней была более чем спартанской. В углу стоял топчан для сна, но больше из мебели ничего не было, даже стула.
— Я надеюсь, они не продержат тебя здесь долго, — пробормотал остановившийся рядом Аттиас.
Захариэль, уже узнав, что мастер Рамиэль доволен успехами своего воспитанника, снисходительно усмехнулся.
— Какой ты счастливый, — не умолкал Аттиас, хотя стал говорить заметно тише, почти шепотом.
— Счастливый?! — воскликнул Захариэль и обвел комнату взглядом. — Не иначе как ты ослеп и не заметил, какая роскошь нас окружает! Аттиас, ты же видишь мою новую комнату — и еще называешь меня счастливым?!
— Я не о комнате, — возразил Аттиас.
Устав держать сундучок, он поставил его на пол кельи.
— Я говорил о
— И ты тоже, малыш, — заверил Захариэль. — Я знаю, ожидание кажется тебе слишком долгим, но ты и не заметишь, как сам отправишься на испытание. Осталось подождать еще год-два — и все. Прилежно учись и настойчиво тренируйся, тогда не заметишь, как пролетит время.
— В том-то и дело, — покачал головой Аттиас. — К тому времени, когда я стану достаточно взрослым, все изменится. Кампания Ордена по уничтожению великих зверей наверняка закончится. И ни одного чудовища не останется. А без великих зверей не будет никаких испытаний. Тогда невозможно станет заслужить звание рыцаря. Захариэль, ты совершил подвиг, который мне никогда не удастся повторить. Ты победил одного из великих зверей. А у меня такого шанса не будет.
При этих словах лицо Аттиаса выражало такое страстное сожаление, что, учитывая его молодость, можно было решить, будто у парня разрывается сердце. Аттиас видел будущий мир, в котором человек больше не может стать рыцарем.
Захариэль инстинктивно отвергал такое унылое представление о грядущем. Он всегда в глубине души оставался оптимистом и идеалистом. Когда его мысленный взор обращался к кампании Ордена против великих зверей, он восхищался успехами рыцарства. Он был твердо уверен, что в недалеком будущем исполнятся все обещания Льва и Лютера, данные перед началом крестового похода. Глядя вперед, он видел перед собой мир и процветание Калибана. Видел окончание ужасов. Видел конец страданий и нужды. Он видел лучшее завтра.
Когда Захариэль заглядывал в будущее, он всегда видел лучший из миров.
И это было его проклятием.
— Ты так мрачно смотришь на вещи, друг мой, — сказал Захариэль и ободряюще улыбнулся. — Я знаю, люди каждый день говорят, что кампания вот-вот закончится, но, подозреваю, она продлится еще какое-то время. Я уверен, если убитое мною чудовище принимать за типичный образец, можно не сомневаться: великие звери не собираются сдаваться. Они будут драться за свои жизни зубами и когтями, как и всегда это делали. Так что, Аттиас, можешь не беспокоиться. Ты еще застанешь время охоты на великих зверей и успеешь стать рыцарем.
В конце комнаты было окошко, выходящее на окраину леса, и Захариэль ощутил, как этот вид притягивает его взгляд.
Как часто случалось в прошлом, он и сейчас ненадолго задумался над двойственной природой мира. С такого расстояния леса поражали своей грозной и мрачноватой красотой. А внутри эти живописные просторы давали приют существам из ночных кошмаров людей, одно из которых ему посчастливилось убить.
Захариэль любил Калибан, но он не был слеп к его ужасам. Временами ему казалось, что они живут на планете, одновременно представляющей собой и рай, и ад. Конечно, связь с родным миром и его лесами была крепче, чем что бы то ни было в его жизни. Он безоговорочно любил свой мир, несмотря на все его недостатки.