Сосны. Последняя надежда
Шрифт:
– Очень.
– Ты и представить не можешь, что бы я сделал ради тебя, Тереза.
Женщина посмотрела ему в глаза, и он ответил ей взглядом, полным безграничной любви. Воздух вокруг них словно звенел, и Тереза вдруг ощутила, что этот момент куда более важен, чем она осознавала. Когда-то ее сердце было широко распахнуто для этого человека, и если она позволит ему вот так смотреть на нее – так, словно она единственное, что существует в этом мире…
Адам сделал шаг к женщине и поцеловал ее. Сначала она отпрянула, но потом позволила
Хасслер целовал ее шею. Она откинула голову назад и посмотрела на снежинки, которые падали ей на лицо и таяли. Адам расстегнул ее куртку, затем его пальцы быстро пробежали по пуговицам ее рубашки, ловко выдергивая их из петель, и женщина обнаружила, что тянется навстречу этим рукам.
Но внезапно она остановилась.
– Что? – спросил ее любимый, с трудом дыша. – Что случилось?
– Я все еще замужем.
– Когда-то это его не остановило, – заметил Адам, и какая-то часть Терезы хотела, чтобы он уговорил ее, чтобы продолжал этот напор, чтобы не останавливался. – Помнишь, что ты чувствовала тогда, Тереза? Помнишь, что ты сказала мне об этом? Твоя любовь к нему всегда горела жарче, чем его любовь к тебе.
– Я видела, как он изменился за последний месяц. Я видела проблески…
– Проблески? А что ты видела от меня? Тоже проблески?
Женщина покачала головой:
– Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Не оставляя себе ничего, не оглядываясь ни на что, отдавая тебе все. Каждую секунду каждого дня.
Издали, вспарывая лесную тишину, донесся крик. Крик абера – высокий, тонкий и леденящий кровь. Хасслер отпрянул от Терезы, и она увидела, как на его лбу собираются напряженные складки.
– Это… – прошептала она испуганно.
– Не думаю, что это внутри ограждения, – сказал Адам.
– Все равно, давай уйдем отсюда, – попросила женщина, застегивая рубашку и куртку.
Они снова зашагали по направлению к городу. Тело у миссис Бёрк гудело, а голова кружилась. Они вышли на дорогу и пошли вдоль двойной разделительной линии. Вдалеке замаячили здания.
В Заплутавшие Сосны Адам и Тереза вошли в молчании. Женщина чувствовала, что это безрассудно, но продолжала идти рядом со своим любимым. На пересечении Шестой авеню и Главной улицы он спросил:
– Посмотрим вместе?
– Конечно.
Они пошли по тротуару через знакомый квартал. Вокруг не было ни души – дома стояли пустые и темные. Все выглядело холодным, серым и лишенным жизни.
– Больше нет ощущения того, что мы здесь живем, – произнес Адам, стоя у крыльца того, что когда-то было их желтым домиком в викторианском стиле. Он прошел через столовую в кухню и вышел обратно в коридор. – Представить не могу, как это трудно для тебя, Тереза.
– Да, не можешь, – согласилась она.
Хасслер появился из темного коридора и, подойдя к ней, опустился на одно
– Кажется, это так делается, верно?
Он взял ее за руку. Его ладони были грубыми, совсем не такими, как она помнила. Они стали жилистыми и твердыми, как сталь, а под ногти так глубоко въелась грязь внешнего мира, что женщине казалось, будто эта грязь никогда не отмоется.
– Будь со мной, Тереза, что бы это ни значило в том новом мире, где мы живем.
Слезы струились по ее щекам и капали с подбородка на пол, а голос дрожал, когда она снова попыталась объяснить ему:
– Я уже…
– Я знаю, что ты замужем, я знаю, что Итан здесь, но мне плевать, и тебе тоже должно быть плевать на это. Жизнь слишком трудна и слишком коротка, чтобы не быть с теми, кого ты любишь. Поэтому выбери меня.
Часть IX
Итан
Фрэнсис Левен жил в отдельном здании в дальнем углу ковчега, выстроенном под навесом каменной стены. Электронный пропуск Бёрка на считывателе не сработал, поэтому он просто постучал кулаком в стальную дверь:
– Мистер Левен!
Через пару секунд щелкнул замок, и дверь со скрипом открылась. Стоящий на пороге человек был едва ли пяти футов ростом, а одет он был в банный халат, грязный и затертый, но когда-то, видимо, бывший белым. Итан предположил, что Левену лет сорок пять или пятьдесят, хотя точно сказать было трудно – настолько неухоженным был этот «управляющий комплексом». Его спутанные волосы отросли до плеч и лоснились от грязи, а большие голубые глаза смотрели на гостя с неприкрытым подозрением, граничащим с враждебностью.
– Что вам? – спросил Фрэнсис.
– Мне нужно с вами поговорить.
– Я занят. В другой раз.
Левен попытался закрыть дверь, но Итан с силой толкнул ее, распахнув настежь, и вошел. Пол внутри усеивали конфетные обертки, а в воздухе висел влажный запах плесени, словно в жилище шестнадцатилетнего подростка, к которому примешивался едкий запах несвежего кофе. Единственное освещение исходило от встроенного в потолок квадратного плафона и от гигантских жидкокристаллических дисплеев, которые покрывали почти каждый квадратный дюйм стен. Бёрк посмотрел на ближайший экран – там мерцала круговая диаграмма, которая, если судить по обозначениям на ней, отражала состав воздуха в комплексе.
Шериф не понимал, как можно охватить разумом столько дисплеев одновременно. Они ежесекундно выдавали огромный, почти непредставимый объем данных: ряды температурных градиентов в градусах по Кельвину, цифровое выражение чего-то – по предположению Итана, тысячи анабиозных камер, жизненные показатели двухсот пятидесяти человек, все еще живущих и дышащих на этой планете, кадры с камер беспилотников, полные биометрические данные пленной самки-абера… Это было похоже на свихнувшийся центр наблюдения.