Состоятельная женщина. Книга 1
Шрифт:
– Иногда очень. Как, например, сейчас. Но Гарри Мэрриота тревожит куда больше кое-что в твоем характере. Но тебя это не должно волновать, Пола. Долго он на этом месте не просидит.
Она повернулась и стала перебирать в лежащем на соседнем сиденье портфеле деловые бумаги. Через несколько минут она вновь обернулась к Поле.
– Если ты уже покончила с балансовым отчетом нашего нью-йоркского магазина, то я его уберу. Между прочим, ты со мной согласна?
– Да, бабушка, абсолютно согласна. Они сумели добиться просто ошеломляющих успехов.
– Что
Надев очки, она принялась изучать содержимое другой папки – на сей раз это был ее парижский магазин. Мысленно она уже прикидывала, какие изменения надо будет внести в его работу. Она видела, что на парижском горизонте собираются тучи, по мере того, как она, одну за другой, просматривала эти ужасные цифры, обдумывая ближайшие шаги, которые предпримет по приезде в Лондон, губы ее сжимались от огорчения.
Пола налила себе еще одну чашечку кофе и, отпивая его маленькими глотками, пристально посмотрела на бабушкино лицо. В сущности, подумалось ей, она видела его перед собой всю свою жизнь и всю жизнь его любила. Ее охватила волна нежности: нет-нет, бабушке ни за что не дашь ее лет, что бы она там ни говорила. Так, женщина лет шестидесяти с небольшим. И это при том, что бабушкина жизнь никогда не была легкой и часто приносила ей страдания. А вот поди же, лицо ее, как ни странно, прекрасно сохранилось. Правда, вокруг глаз и рта заметна, словно выгравированное кружево, паутина мелких морщин, а от крыльев носа к подбородку спускаются две глубокие борозды. Но зато щеки над этими бороздами все еще упруги, а зеленые глаза, не то что вечно слезящиеся и моргающие глаза, какие часто бывают у старух, еще могут, когда она сердится, метать искры. Живые, все понимающие...
Конечно, решила Пола, вглядываясь в черты любимого лица, в нем запечатлелись и те страдания, сквозь которые выпало пройти Эмме. О них говорили твердая линия ее рта и волевой подбородок. Продолжая свои наблюдения, Пола констатировала, что ее бабушка на самом деле выглядит весьма суровой, и немногие выдерживают ее тяжелый взгляд. Держится она надменно, но, надо признать, что надменность эта нередко смягчается обезоруживающим обаянием, чувством юмора и естественностью поведения. В данную минуту, когда Эмма не контролировала себя, ее лицо показалось Поле таким беззащитным – ясным, открытым, исполненным мудрости.
Поле было прекрасно известно, что даже те, кто боялся ее бабушки, не могли не признать, что она необыкновенно обаятельна: немногим удавалось противостоять ее волевому характеру. Любимица Эммы, она никогда не испытывала перед ней никакого страха, хотя прекрасно знала, что большинство членов бабушкиной семьи ее побаивалось, а особенно дядя Кит. Пола до сих пор с удовольствием вспоминала, как однажды дядя сравнил их.
– Ты пошла вся в свою любимую бабушку, – зло бросил он племяннице, когда ей было лет шесть или семь.
Тогда она не поняла, что именно он имел в виду или почему он сравнивал
Между тем Эмма оторвала взгляд от бумаг и прервала размышления Полы.
– У тебя есть возможность проверить свои силы. Ты бы не согласилась поехать в Париж и навести порядок в нашем магазине? Но только после того, как мы закончим свои нью-йоркские дела; судя по балансовому отчету, там явно надо кое-что поменять.
– Ну, если ты хочешь, я, конечно, поеду туда, но, откровенно говоря, я думала немного пожить в Йоркшире. Между прочим, бабуля, у меня возникла идея. Может быть, мне стоит проехаться по всем нашим магазинам на севере?
Произнося эти слова, Пола сделала все от нее зависящее, чтобы голос звучала как можно безразличнее, словно речь шла о чем-то вполне обыденном.
Слова внучки поразили Эмму до глубины души, и она даже не попыталась скрыть своего смятения. Медленным движением сняв очки, она с неподдельным интересом стала разглядывать Полу, как будто впервые ее видела. Лицо девушки под этим пристальным взглядом вспыхнуло и стало из мраморно-белого розовым. Потупив глаза и отвернувшись, она пробормотала:
– Конечно, конечно, я поеду туда, где я, по-твоему, нужнее. То есть в Париж.
И Пола застыла в неподвижности, чувствуя, что бабушка до сих пор не может оправиться от удивления.
– Откуда этот внезапный приступ интереса к Йоркширу? – сурово спросила Эмма. – Сдается мне, что-то есть в тамошних местах такое, что притягивает тебя в этот проклятый Богом край! Уж не Джим Фарли? – прибавила она, явно отказываясь дать обмануть себя той легкостью, с которой Пола соглашалась на поездку в Париж.
Бедная девушка, не выдержав ее пристального взгляда, беспокойно заерзала на своем сиденье. Робко улыбнувшись, она попыталась возразить бабушке, но лицо ее при этом запылало еще больше.
– Это же просто смехотворно. Я ни о чем таком и не думала. Просто считала, что мне надо бы сделать переучет в северных магазинах. Только и всего.
– Рассказывай кому-нибудь еще! – воскликнула Эмма, невольно переходя на северный диалект тех мест, куда так рвалась Пола. „Да у нее все на лице написано”, – подумала она, а вслух сказала:
– Все дело в Фарли. Я ведь прекрасно знаю, что ты с ним встречаешься.
– Нет, больше нет! – вскричала Пола со сверкающими глазами, еле удерживая дрожь губ. – Уже несколько месяцев как я прекратила наши встречи.
Еще не кончив говорить, она поняла свою ошибку. Ведь ее ответ только подтверждал догадку бабушки: как всегда, та без труда загнала свою внучку в ловушку и вынудила признать то, чего она ни под каким видом делать не собиралась.
Эмма негромко рассмеялась, при этом, однако, не сводя с Полы по-прежнему пристального взгляда своих стальных глаз.