Состязание певцов
Шрифт:
Довольно длительная пауза отделила это выступление от следующего.
Затем в круг света вдвинулся высокий, с тяжелой крышкой, темный, но в светлых яблочках чайник. У него был прямой и тупой нос. Широкое дно его подгибало под себя желтый пляс огоньков. Чайник стоял довольно долго, храня важное молчание. Кто-то, пододвинувшись к керосинке, подбавил огня. Чайник не разжимал рта.
–
Но чайник не зардевался и не пел.
Председатель жюри бросил взгляд на часовую стрелку: пора бы...
Круглый человек присел на корточки у своего прямоносого протеже, подверчивая фитили. Вода клокотала, тряся крышкой, но чайник упрямо молчал.
– Что за притча, всегда поет, колоратирует этак, а сегодня хоть ты что!
– Снять,- произнес голос из темного угла.
Чайник уступил место следующему.
Два других дебютанта - желтый низкорослый носач и продымленный, с рубчатым горлом кофейник - хотя и вызвали ряд одобрительных кивков, но особым успехом не пользовались.
Победителем, по единогласному решению жюри, был признан белый чайник с мятым левым боком. Его хозяин отслушал легкий переплеск аплодисментов, вылил из белобокого чайника кипящее содержимое и тщательно завернул его в мятую газету. После этого гостям был предложен шестьюжды перегретый чай и остатки печенья.
3
Гости спускались по лестнице враздробь. Человек, медленно спускавшийся с газетным свертком под мышкой, не сразу почувствовал прикосновение к локтю.
– Анна... простите, отчество?
– Александровна.- Послушайте, не продадите ли вы мне свой чайник.
Человек крепче зажал сверток в подмышке и недовольно взглянул на улыбчивые ямочки у губ спутницы:
– Я не торгую песнями. Прошу извинить.
– Что ж, простите и вы.
У нижней двери она приостановилась, роясь в сумочке, чтобы дать монету швейцару. Он прошел вперед, наставляя воротник навстречу льдисто-мокрым осенним снежинам.
4
Прошло несколько недель. Пожалуй, даже несколько месяцев. Сезон уже шел
Анна Александровна была в черном платье с косым вырезом и темно-красной шелковой розой под левым плечом.
– Здравствуйте. Вы меня, кажется, не узнаете?
– Помилуйте. Анна... простите, отчество?
– Александровна. А чайник ваш, этот вот кривобокий, все у меня из головы не идет. Серьезно. Вот сегодня, скажем. Пели там всякие заслуженные и прочие. А ведь в них гораздо больше эмалированности, чем вот в вашей непонятной жестянке.
– Второй звонок, если не ошибаюсь.
– Да. Но послушайте, будь в вас хоть малая малость галантности, вы бы подарили мне свой чайник. Зачем вам?
– А вам зачем? Третий. Тушат свет. Простите.
– Погодите. Если вы такой скряга, то все-таки как бы устроить так, чтобы услыхать его еще раз?
– Очень просто,- золотая искра дернулась в двояковогнутом стекле,благоволите навестить меня: чайник будет служить вам: сперва пением, потом чашкой чая.
– Ну, это немного... впрочем, у вас есть карандаш? Ах, уже началось. До скорого.
5
Они сидели вдвоем у потушенной керосинки. Хозяин, болезненно морщась, протирал платком стекла пенсне, точно стараясь затушить золотую искру в чечевице.
– Сегодня она пела, ваша жестяная нежить, особенно хорошо,- сказала гостья, - под слушанье откуда-то из хрестоматий, из детства в память возвращалось: "Он душу младую в объятиях нес..."
– А чайник поставить пора на поднос,- подчеркнул рифму хозяин, возвращая стекла переносью.
– Вы нехороший. Жестянее его. "И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли".
– Анна Александровна, Анна, а дальше нарочно не хочу помнить: не надо. С песней кончено. Теперь сядем к столу и будем пить скучный земной чай. Из грубых листьев. "Продажа для всех граждан".