Сосуды тайн. Туалеты и урны в культурах народов мира
Шрифт:
Часть III
Толчок в будущее
О. И. Дивов
Вредная профессия
С утра пораньше звонит налоговый и ласково так говорит:
— Ну чё, Сикорский, вешайся. К те москвич с проверкой двинул.
У меня кусок яичницы поперек горла — хрясь!
— Эй! — кричит налоговый. — Старик! Не так буквально! Давай, вылазь из петли. Мож, обойдется еще…
Отдышался более-менее, кофе хватанул, язык обжег. Весело день начинается, одно слово — полярный.
— Какого черта этот москвич ко мне поперся? — в трубку бормочу. — Он же вас проверят, вас!
— В том-то и дело, что нас. В квартальных файлах ковырялся, и вдруг спрашивает — это еще что за хрень, «КБ Сикорского»? Мы ему — нормальное АО, как хочет, так и называется, имеет право… А он — да не, я интересуюсь, откуда у вашего Сикорского такие льготы нечеловеческие? Какой сумасшедший с какого потолка ему всё это срисовал? Судя по схеме налогообложения, там не коммерческая фирма, а государственный интернат для инвалидов детства. Ну, я и…
Замялся налоговый, вздыхает тяжело. Изображает, будто у него совесть есть.
— Чё ты? — спрашиваю, а в общем-то, уже догадался, чего он. Иначе бы не позвонил.
— Ты извини, — говорит, — старина. Ну затрахал он нас, понимаешь? До ручки довел. У меня прям само вырвалось — раз вы такой недоверчивый, господин советник третьего ранга, так подите и лично оцените, чем Сикорский занимается, и почему у него эдакая бухгалтерия. Мол, были сигналы — не вертолеты он там конструирует…
— Спасибо, — говорю, — дружище. Век не забуду.
А сам уже в прихожей, куртку надрючиваю. Теперь на всех парах в ангар. Только бы успеть раньше москвича. Прямо вижу эту сцену — является дурак столичный с наглой рожей, удостоверением размахивает, финансовую отчетность требует, а ребята от него — кто по углам, а кто и под стол. Перепугаются, неделю потом работать не смогут от заикания и трясения рук. А с городом что будет? Одна у нас бригада такая уникальная, другой нету.
— Ткнул бы ты его в дерьмо носом, а, Сикорский?
— Размечтался! Как бы навыворот не вышло…
— Но у тя ж с документами порядок! Или нет?! — тревожится налоговый.
— Эт единственно, с чем у мя порядок! — рычу, и выкатываюсь за порог.
Опять двадцать пять. В смысле минус столько по Цельсию. По-нашему тепло. Подогреватель успел машину самую малость раскочегарить, завожусь легко. Первым делом схему города на дисплей. Та-ак, где мои героические сотрудники? Похоже, все еще ковыряются на Космонавта Мельника. От сердца малость отлегло. Вызываю техника-смотрителя.
— Пробили! — орет. — Вот прям только пробили затыку! А из колодца как хлестанет! Фонтаном! Игорь, ты не поверишь, у нас тут по всей улице от стены до стены — по колено… Ладно, с божьей помощью вычистим. Ты не волнуйся, щас мы твоих каскадеров отмоем, и мигом подвезем.
— Не надо мигом! — умоляю. — Медленно ехай, понял?
— Не-а. Чё случилось?
— Если
— А-а… Ну, минут сорок-то я нашаманю, но больше чё-то не хочется. Они, понимашь, по тебе дико соскучились. Нервные уже, у Кузи опять… «глаз дергатся»!
— Полчаса вполне хватит. Дергатся, говоришь?.. Ничё, передергатся.
Трогаюсь с места, а сам думаю — передергаться-то оно, конечно, передергается. И вообще, Кузе надо привыкать, хоть полегоньку, но общаться с нормальными людьми. А то вот убздыхнет меня по весне сосулькой, или, допустим, в катастрофу на машине въеду — и как тогда?.. Но все равно Кузю ужасно жалко. Если глаз у него — значит, к краю близко. Не может Кузя без меня подолгу. Целую ночь бригада на Мельника возилась, считай полный рабочий день, я в кои-то веки нормально выспаться успел.
Так, что нам еще нужно? У ребят привычка — как вернутся с пробоя, сразу ко мне в кабинет лезут. Не-ет, сегодня этот номер у них не пройдет. Звоню офис-менеджеру.
— Баба Катя! — кричу, едва на том конце трубку сняли. — Тревога! Шухер! Бегом в ангар! Станешь на входе, бригаду перехватишь, и в жилой отсек ее загонишь! Штоб никто ко мне ни ногой, пока сам не разрешу!
А в трубке внук ее спокойно так:
— Здрасте, дядя Игорь. Вы чё, забыли, у бабушки отгул сегодня. Она к маме уехавши, в шестой район. Со свечами и лампой керосиновой, там у них с полуночи электричества нет.
— Зачем им свечи, если и так светло?
— Эт вы, дядя Игорь, у них спросите.
Из шестого района баба Катя к ангару вовремя никак не поспеет. Кто еще может перевозбужденную бригаду утихомирить? Разве психолог, который с нами работает. Вызываю. Блокирован номер. Значит, работает психолог. Только, увы, не с нами.
Если все сегодня обойдется, премию себе выпишу ненормальную. В психопатологическом размере.
Контора у нас на отшибе, считай за городской чертой, здоровый такой ангар. Удобно — я прямо внутрь заезжаю через подъемные ворота, и у двери своего кабинета торможу. Вот она, конура родная — тепло, светло, целая стена завешена грамотами от городской администрации, в аквариуме жабиус дрыхнет. Сразу как-то легче на душе. Только вдруг телефоны звонить начинают — и на столе, и в кармане разом. Подношу к ушам обе трубки, и слышу в реальном стерео трубный рев уважаемого нашего градоначальника.
— Сикорский хренов! — мэр орет. — Чё, этот хрен московский у тебя уже?
— Ждем-с, — отвечаю. — Хорошо, успел я, а то боязно за ребят. Вдруг он кусатся, или еще чё…
— Ребята… Чё ты мне про ребят, твои интеллигенты хреновы всего Космонавта Мельника на хрен засрали, десять хреновых цистерн туда ушло художество ихнее вывозить!
— А чё вы хотели? — спрашиваю. — Там же уклон, и в самом низу затыка. Давление прикиньте! По нашим расчетам просто обязано было пёрнуть, иначе никак. А Мельнику по фигу, он космонавт. И не такое, небось, видал.