Сотерия
Шрифт:
– Вы очень пунктуальны, – заметил он, – приехали к девяти, как и обещали. Ваш куратор сказала мне, что Вы – единственная из всего потока, кто согласился попробовать вылечить этого пациента.
– Мне бы хотелось побольше узнать о нем.
– Говорят, что Вы – лучшая на курсе. Какое направление думаете выбирать после института?
– Скорее всего, эндокринологию.
– Жаль, что не психиатрию.
– Я смотрю, что Вы ознакомились с моим делом, Николай Васильевич.
– Да, ознакомился. Так вот. Два года назад к нам поступил мужчина тридцати четырех лет. Все клиники
– Каков диагноз?
– Шизофрения.
– Позволите посмотреть его дело?
– Конечно.
Главврач нажал на какую-то кнопку и попросил принести историю болезни Германа Верского.
«Красивая фамилия» – подумала я.
Через минуту в кабинете показалась девушка примерно моего возраста и подала доктору дело пациента. Он протянул его мне.
– Не хотите пообщаться с ним? – вдруг спросил он меня.
– Охотно.
Он предложил мне надеть халат, который можно взять у старшей медсестры, но я отказалась, сказав, что человек в белом халате будет отрицательно влиять на его психику. Я оставила сумку в его кабинете, поправила черную футболку и прошла к лестнице. Николай Васильевич проследовал за мной.
– Позвольте мне зайти одной?
– Конечно. Он прикован к кровати ремнями. Думаю, что вреда он не причинит.
Меня слегка передернуло. Стало как-то жутковато. Ничего. Я поборола себя, подтянула джинсы и толкнула дверь. Санитар, сидевший возле неё, был уже предупрежден обо мне и, как только я появилась в палате, он вышел.
Я не посмотрела на пациента. Прошла от двери к противоположной стене, где было большое французское окно, ведущее в сад. В палате – две койки. На той, что стояла по центру под обычным окном, лежал Герман. Вторая была пуста и располагалась у стены с дверью.
Я почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Боже, кто бы мог представить, сколько труда я приложила, чтобы не посмотреть в его сторону так сразу. Я сделала еще несколько шагов, отодвинула занавеску, посмотрела сквозь стекло. На улице было жарко, но в помещении, за счет толстых каменных стен и теневой стороны, казалось вполне комфортно. Я как-то неловко повернулась к нему, стремительно двинулась в сторону его кровати, встала, опершись на изножье и дерзко посмотрела ему прямо в глаза.
– Здравствуйте, Герман! Как поживаете?
Ответа не последовало. К тому же, почему он должен был быть?
– Меня зовут Яна. Теперь я – Ваш лечащий врач.
Он недовольно посмотрел на меня и закрыл глаза.
– Не спать! – зачем-то приказала я.
Он снова осмотрел меня. На его лице проскользнула усмешка. Мне показалось, что он считает меня совсем еще девчонкой. Что ж… Справимся и с этим!
– Вам поставили диагноз «шизофрения». Думаю, что
Он как-то подозрительно посмотрел на меня и отвернулся. Я была ему неинтересна. Ничего. И это поправимо.
– Не против, если я буду обращаться на «ты»?
Он даже не дернулся. Я подумала, что это неплохая идея и продолжала.
– У меня есть два месяца, чтобы сделать из тебя человека. Потом, если у меня не получится, из тебя сделают овощ. Выбор небольшой. Я отменю всю терапию, которую тебе проводили ранее. Согласен? Думаю, что да. Отныне никаких групповых занятий, а только индивидуальные. Я вернусь через час.
В какой-то момент я поняла, что веду себя крайне непрофессионально, нарушая все традиции психиатрии и способы лечения в ней.
Я слегка хлопнула дверью. За ней стоял главврач и санитар.
– Николай Васильевич, мне нужны его характеристики от предыдущих врачей, а также право отменять и назначать терапию.
– Хорошо. Делайте, что хотите. Конечно, в пределах разумного.
Санитар, которого звали Ваней, сказал мне, что скоро наступит время прогулки. Он поинтересовался, не хочу ли я вывезти Германа. Я решила, что это прекрасная возможность пообщаться со своим подопечным.
Мой пациент был мужчиной в самом расцвете сил (почти как Карлсон, вот только вместо пропеллера – диагноз). Рост 186. Вес 84 кг. Короткая щетина. Темные волосы. Зелено-карие глаза. Внешность приятная, притягивающая. Вот только не было у него шизофрении, и я была в том уверена.
Нечто случилось с ним в 15 лет. Возможно, психологическая травма. Его могли обидеть. Над ним могли издеваться. Отсюда – агрессия. Вылечить её можно только теплом и заботой. В конце концов, я – девушка, кому, как не мне, проявлять добро и нежность?
Санитар показал мне мой кабинет, где, кроме стеллажа, стола и стула, ничего не было. Это была милая маленькая коморка с большим окном. Выбора не было.
– Вы не суеверны? – спросил меня парень, который привел сюда.
– Нет. А что?
– Здесь до Вас сидела врач, которая работала с Германом. Она покончила собой.
– Да, видимо, не по зубам орешек оказался.
– Вы думаете, что справитесь с ним?
– Видите ли, Иван, для нее это было работой. Она должна была его вылечить. Я же – практикант. Я обязана только попробовать. Я пойду с ним на прогулку через час. Приготовьте его, если несложно.
Он улыбнулся и вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. Я достала из сумки справочник по психиатрии, который я одолжила в институтской библиотеке, нашла «онейроидный синдром». Результат меня более чем удовлетворил. Я оказалась права. Первоначальный диагноз был неверным. Вот только почему я вдруг подумала поменять его именно на этот? Интуиция? Или чья-то подсказка?
Чтобы начать лечение, нужно было узнать причину расстройства. Инфекция? Но как она может держаться более двадцати лет в организме? Значит, в пятнадцать лет с мальчиком случилось что-то, и теперь он не может избавиться от воспоминаний. Я снова пришла к выводу, который заключал травму в подростковом возрасте.