Сотерия
Шрифт:
23.17.
Порядком устав от перебирания всех бумажек, я подсчитала примерное количество раз, сколько Герман отказывался от еды. Вспомнив то, что дают в клинике пациентам, меня даже замутило. Если учесть, что это – частная клиника, то, что тогда творится в государственных.
Сон давил на меня. Я выключила свет, укуталась в одеяло и уснула.
Снова причудилось посреди ночи, что сижу на той же скамье под дубом. Закат. Герман рядом.
– Ты все правильно делаешь, девочка, – говорил он мне, – только больше
– Почему? – удивилась я.
– Я знаю, что тебе тяжело, но я не могу видеть твоих слез!
Он как-то по-дружески обнял меня за плечи. Так мы сидели и смотрели на закат, пока солнце не скрылось от нас, и небо не засияло миллионами звезд.
29.07.2006 – суббота
10.08.
Я проснулась, умылась, выпила кофе, поскольку глаза, даже после водных процедур, предательски слипались.
По телевизору шло какое-то ток-шоу. Я включила звук, чтобы не чувствовать себя одинокой, затем закрыла все папки с описанием его поведения. Зачем мне все они? Всё равно теперь я знаю его больше, чем все его лечащие врачи вместе взятые.
Телефон зазвонил. Я ответила. Это оказалась мама. Она предложила мне приехать на выходные к ним – в деревню. Я вспомнила, как я «отмазалась» от Вани и подумала, что всё возвращается. Я согласилась.
12.44.
Я сидела в родительском доме, и мы вместе пили чай. Мне всегда здесь было хорошо: уютно, тепло, спокойно. Сегодня же я обладала абсолютно противоположными чувствами. Меня тянуло обратно. Нет, не в квартиру, а в клинику. Я хотела его увидеть. Я хотела посидеть с ним в палате, держа его за руку, но еще больше мне хотелось, как накануне днем, лечь спать рядом с ним, чтобы он мог говорить со мной во сне.
Сейчас, спустя одиннадцать лет, я так и не поняла, как ему удавалось проникать в мои сны. Он же сам не понимает, как делает это.
22.10.
Весь день я провела вместе с родителями. Мы разговаривали, смотрели телевизор… Переночевать я решила тоже у них в своей старой комнате с большой кроватью, старинным зеркалом и комодом. Завтра вечером я планировала отправиться домой.
23.49.
Снится мне сон: я сплю в своей спальне в родительском доме и просыпаюсь посреди ночи. На краю моей кровати сидит Герман все в том же сюртуке.
– Что ты здесь делаешь? – почти не удивилась я.
– Я замерз без тебя, – разглядела я в темноте его печальную улыбку.
– Чем же я могу тебя согреть?
– Своей детской наивностью, добротой к моей черной душе…
– Не говори так. Она вовсе не черна.
– Она – холодный осколок льда. Растопи мою боль, уничтожь зло внутри меня. Я – калека, которого высмеяли, унизили, одинокий зверь в темной ночи.
Он замолчал, думая о том, что скрывает мой недоумевающий взгляд. Я почти ничего не поняла из его слов, лишь то, что он сильно страдает, находясь в долгом заточении среди
– Лишь потому, что я медленно замерзаю, я ищу тебя. Я точно знаю, что, когда я рядом с тобой, мне не грозят печали. Здесь, в вечных льдах, я потерял компас. Я на пути назад к тебе и продолжаю искать твои следы на снегу…
– Герман, – мой голос, казалось, дрогнул, а в груди сильнее забилось сердце, – как бы мне хотелось быть сейчас рядом с тобой!
Он лишь улыбнулся в ответ, взяв меня за руку.
– Мне нравится это место, – говорил он, – оно, пусть и находится в реальности, окрашено в цвет. Знаешь почему?
– Нет, – честно ответила я.
– Потому что ты, когда была маленькой – мечтала здесь. И создавала сама эту комнату. Сюда вложена твоя душа.
– Как ты там? В клинике?
– Все хорошо. Я жду тебя. Спи.
Он наклонился, поцеловал меня в лоб и скрылся в моем старинном зеркале.
30.07.2006 – воскресенье
9.42.
На первом этаже что-то звякнуло, и я проснулась. Снизу доносился запах выпечки. Как хорошо жить у родителей! Еще три минуты ленивого валяния в кровати с закрытыми глазами.
Я зашла в ванную комнату, умылась, спустилась вниз. На столе стоял кофе и тарелка с круасанами.
10.14.
Позавтракав с родителями, мы вышли в сад. Отец пошел осматривать владения, а мы с мамой сели на качели и начали разговор.
– Как дела на практике? – спросила мама.
– Хорошо. Пациент интересный достался.
– Не боишься?
– Чего?
– Да, хотя бы, его.
– Нет.
– Какой он?
– О ком ты говоришь?
– Дочь, я все вижу: усталый взгляд, полный надежды… Ты влюбилась? В кого?
– Ох, не знаю, мама.
– Не говори, что в своего пациента.
– Я не знаю.
– В таком случае, лучше промолчать.
«Зачем она спросила меня об этом? Влюблена, не влюблена… Какая разница? Все равно он – пациент психиатрической клиники и закон запретит нам быть вместе в любом случае. Даже, если я и испытываю к нему какие-то чувства, то все они меркнут в сравнении с жалостью и желанием облегчить его страдания».
13.47.
Я попрощалась с родителями, села в машину и поехала домой. В квартире было тихо и пусто. Мне хотелось побыть одной. Почему? Я не знала.
Теперь настало время, когда я могла заварить себе большую кружку горячего чая, включить слезливую мелодраму и вдоволь наплакаться. У всех бывают такие моменты, когда нужно нареветься, чтобы выплеснуть всю тяжесть навалившихся проблем. Я тоже устала быть сильной.
17.24.
Мечты сбываются. И не только у меня. Раздался телефонный звонок, я ответила заплаканным голосом. То была Настя.
– Ты чего ревешь? – бодро, без доли сочувствия, проторила она.
– Кино грустное смотрела, – ответила я.