Сотник. Не по чину
Шрифт:
– Высшая награда для меня – благоволение вашей светлости!
«Тьфу! Самому противно!»
– И только-то? Да ты скромник, боярич!
– Ну еще… – Мишка изобразил колебания и яростную внутреннюю борьбу. – Еще добрые слова вашей светлости обо мне перед вашими братьями: его высочеством Вячеславом Владимировичем и его величеством Мстиславом Владимировичем.
«А не перегибаете палку, сэр? Высочество, величество… как бы у бабоньки ум за разум не зашел. Впрочем, новые красивые титулы для нее, что новое украшение, а для женщины
– Мм?.. – Мишке, кажется, удалось удивить Агафью. – Ты столь предан Мономашичам?
– Да, ваша светлость! Прошедшей зимой я так князю Вячеславу Владимировичу и сказал: «Волкодав из чужих рук пищу не берет!»
– Ты разговаривал с Вячеславом? Как это ты сподобился?
– Имел честь, ваша светлость! На празднике проводов зимы я с отроками показывал в Турове воинское учение… ну, чему у нас в Погорынье воины молодежь обучают. Его высочеству Вячеславу Владимировичу понравилось, и он меня златым перстнем одарил!
Агафья скользнула взглядом по Мишкиным пальцам:
– А что ж подарок-то княжий не носишь?
– Я за него холопа выкупил и, окрестив, по завету Господа нашего Иисуса Христа, даровал ему волю.
– Гм… Похвально, боярич, похвально.
«Все, сэр! Можете гордиться – вы в ее глазах полный идиот. Даже неудобно как-то… Вы-то ее игру насквозь видите, а она ваши выкрутасы за чистую монету принимает. Восторженный пацан, воображающий себя рыцарем, прямо как на картинке! Пожалуй, мадам уже дозрела до убеждения, что может вами крутить, как захочет. Ох и облом ей корячится… мама не горюй!»
– Ну что ж, – продолжила княгиня тоном, от которого «поплыл бы» любой подросток, – вижу, что мы теперь под защитой хоть и молодого, но достойного воина… и истинного боярина!
Мишка потупился и свел раздвинутые до того колени, только что пол носком сапога ковырять не принялся.
– Могу теперь ни за себя, ни за детей не опасаться.
Мишка гулко сглотнул и шумно втянул носом воздух.
– И братьям о твоей доблести и разумности расскажу, – медоточивость голоса Агафьи превысила все мыслимые границы, – и воеводу Погорынского извещу о благодарности за прекрасное воспитание сына…
– В-внука… ваша светлость… – В последний момент удалось удержаться от соблазна подпустить слезу в голос, но кто-то из близнецов-«пажей» растроганно шмыгнул носом и негромко звякнул кольцами доспеха.
– Внука? А батюшка твой?
– Десятник Старшей дружины Погорынского войска Фрол Лисовин пал в сече на Палицком поле… – К концу фразы Мишка понизил голос почти до шепота.
– Так ты сирота… – Княгиня подалась вперед и подняла ладонь, как бы собираясь погладить Мишку по голове, но сдержалась.
«Разрыдаться, что ли? На грудь ей… или лучше к коленям припасть? Нет, перебор, пожалуй, получится…»
– И ты преодолел все испытания, тебе ниспосланные, сотником стал…
Княгиня разливалась соловьем, Мишка делал вид, что не знает, куда деваться от столь ласкового обращения, а «пажи» – Елизар с Елисеем – громко сопели дуэтом и, казалось, вот-вот начнут растекаться, как масло на солнышке.
«Ну,
– А скажи-ка, боярин Михаил Фролыч…
«Быстро вскинуть восторженно-изумленные глаза!»
– …А не приходила ли тебе мысль на княжью службу поступить?
– Служить вам, ваша светлость, честь для меня великая и радость душевная!
– Хорошо сказал! Да и мне, ежели начистоту, такого боярина иметь тоже в радость.
– Приказывайте, ваша светлость!
– Вы ведь мою ладью у татей отбили?
– Так, ваша светлость, только проверить надо: в исправности ли она, не попортили ли ее тати.
– Ну, так вот: проверяй ладью, гони сюда и проводишь меня с детьми до Городно. А уж там и награда для тебя будет, боярин.
– Немедля все исполню, ваша светлость! – Мишка, демонстрируя готовность, вскочил со скамьи. – И как только укажет его светлость князь Всеволод Давыдович, доставлю вас в град!
– Это что же? – Агафья грозно сдвинула брови. – Тебе моего повеления недостаточно?
«Внимание! Прокол или преднамеренность? Не отреагировать на имя мужа, не заинтересоваться, откуда он тут взялся… Пожалуй, намеренно – по идее вы, сэр, должны на уши встать, чтобы опять ласковую улыбку на ее лицо вернуть. Какие уж тут пререкания. А вот фигушки! Но не форсировать – аккуратненько прикидываемся шлангом».
– Так ведь как же… – Мишка изобразил растерянность. – Без княжьего слова?
– Мое слово здесь – княжье! – надавила голосом Агафья.
– Но, ваша…
– Никаких «но»! – княгиня рявкнула не жиже матерого фельдфебеля на строевых занятиях. – Исполнять!
– Поперек князя?
– Ты только что МНЕ служить напрашивался!
– Но… – Мишка сделал паузу, словно подыскивал нужные слова, а потом процитировал: – Муж любит жену, жена да убоится мужа своего.
Агафья открыла рот и… смолчала.
«Вот так! И никакие мы не мужские шовинисты, а просто христианское благочестие блюдем. Типа: баба, знай свое место, как от Бога указано. Ну-с, ваш антитезис, уважаемый оппонент?»
Чего стоило Агафье сдержаться, знала только она; впрочем, и Мишка тоже догадывался. Опыт соправительницы сделал свое дело: Агафья, скорее всего, не поняла, а каким-то «верхним чутьем» уловила – стоящий перед ней мальчишка знает что-то такое, что неизвестно ей, а какие ошибки может сотворить неинформированный (или недостаточно информированный) управленец, она прекрасно знала – наверняка немало шишек понабивала в первые месяцы или даже годы княжения в Городно.