Сотник. Не по чину

Красницкий Евгений Сергеевич

Так и провел Мишка оставшееся до конца путешествия время, ежедневно заставляя команду тренироваться в управлении парусом, развлекая княгиню с «недокняжной», иногда – князя, когда тот не уединялся для напряженных и не всегда гладко протекающих переговоров с Никифором. Не забывал он и понемногу приходившего в себя Егора, который ни разу не подал голоса, но прислушивался очень внимательно и наверняка мотал на ус все услышанное, особенно новые и для него объяснения сотника во время тренировок.

В который раз Ратников радовался хорошей памяти, которая выручала его в школьные годы – не обладай он ею, то очень быстро исчерпал бы запас номеров для «показательных

выступлений». Не подвела она и теперь: к его услугам оказались выученные когда-то практически наизусть сказки Пушкина, уже переложенные для слушателя XII века и опробованные на отроках в трапезной Михайловской крепости. Он правда чуть было не подпортил свое реноме ревнителя православной веры декламацией «Балды», но вовремя спохватился, что для подобного произведения место и слушатели не совсем подходящие. Не хватало потом еще Дунькины выговоры выслушивать. После этого, памятуя, что лучше перебдеть, чем недобдеть, Мишка потратил полночи, мысленно перебирая подходящую к случаю классику: «Ромео и Джульетту», например, и вовсе счел за лучшее не поминать, от греха подальше.

В общем, к тому времени, когда они добрались до Слуцка, княгиня Агафья взирала на молодого боярича вполне милостиво и почти что с умилением. Во всяком случае, имидж свой сотник Младшей стражи Погорынского войска в ее глазах исправил кардинальным образом, и то время, которое он буквально с кровью отрывал для великосветских посиделок от совершенно неотложных дел (в отличие от княгини, Мишке в дороге скучать не приходилось), окупилось сторицей.

Единственное, что несколько омрачало ситуацию, это совершенно не предусмотренное им последствие: Дуньку-отличницу, неотлучно находившуюся рядом с княгиней во время всех его разговоров с ней, наповал сразило его обаяние, хоть и не ей предназначавшееся.

Если уж быть совершенно честным, то первый сокрушительный удар по девичьему сердцу Мишка нанес еще при первом знакомстве: в образе в меру прекрасного и, без сомнения, отважного рыцаря в сверкающем доспехе подхватил ее на руки во время штурма, тем более что о насквозь приземленной мысленной реплике про «уронить деву задом» она понятия не имела. Все же прочее упало на хорошо подготовленную почву, так что свой план по очаровыванию светских дам Михаил Ратников перевыполнил, хоть Дунька до полноценной дамы по малолетству заметно недотягивала.

С остальным же, особенно с родословной, как выяснилось, у нее все было в полном порядке: девица оказалась сиротой, но приходилась какой-то дальней родней князю и потому воспитывалась при княжьем дворе и состояла при княгине. Ее отец, погибший несколько лет назад, числился у Всеволода Давыдовича в ближниках и вроде бы с детства состоял в друзьях, вот и взяли девчонку после смерти родителей на воспитание.

По другой версии – или, скорее, по бытующим в Городно слухам, от которых никому еще не удавалось застраховаться, а тем паче людям публичным и привлекающим всеобщее внимание – Евдокия объявлялась незаконнорожденной дочкой самого князя, так как слишком уж явно он девчонке благоволил, а княгиня, напротив, не особо ее жаловала. Впрочем, точно этого никто, кроме самого Всеволода и покойной Дунькиной мамаши, знать не мог. Матушка, по понятным причинам, уже никому не скажет, а у Всеволода спрашивать дурных не находилось.

Все это Мишке очень обстоятельно, но с ухмылкой поведал Никифор, заметивший метания княжеской воспитанницы. Как у любой девчонки ее возраста, все чувства явственно читались у нее на лице, но всем вокруг было не до отроковицы с ее переживаниями, а вот купец усмотрел в этом вполне определенные благоприятные намеки на будущее и, видимо, уже прикидывал, какие он сам сможет из этого извлечь выгоды.

– Не теряйся,

племяш! – усмехнулся дядька в заключение разговора. – Дед-то твой в свое время сообразил, а ты чем хуже? Дочка – не дочка, тут уж не скажу, да и плевать, все равно князь к ней как к родной расположен. И выдавать ее замуж Всеволод сам будет, приданое даст, как положено. За князя ей невместно, конечно, а за боярина… Почему бы и нет?

– Так сговорил меня дед с дочкой боярина Федора. Да и не дадут мне самому это решать… – поморщился Мишка, вспомнив о своей докуке, но задумался.

«Называется, любовь нечаянно нагрянет. Самое время, в ваши-то годы, сэр. Но в общем и целом дядюшка прав – Дунька очень даже перспективный вариант. Да и опекун прекрасной дамы, то есть невинной девицы, спасенной вами от злодеев, а потом очарованной, нонче у вас в плену. Ну прям как в романе, блин! Осталось пасть в ноги князю, попросить руки «прекрасной Евдокии» вкупе с благословением, а получив таковое, развернуть флотилию и всей компанией рвануть в Городно гулять свадьбу, ибо невместно содержать в плену будущего родича. Или лучше вначале широким жестом отпустить князя, а потом уже просить руки – чтобы совсем по-благородному вышло?

Вот бы князь умилился такому небывалому счастью и такой невиданной дурости! Он-то рыцарских романов не читал, по причине их полного пока что отсутствия, и не знает, поди, что ему по правилам жанра полагается умилиться и благословить молодых, закатить пир на весь мир, врагов простить и одарить… и еще что-то подобное в том же духе. Короче, полный бред и розовые сопли в сиропе. Так что князь Всеволод сам до этого в жизни не додумается и Дуньку за такого придурка точно не выдаст.

Но в принципе дядя Никеша прав: есть над чем подумать в связи с намечающимися перспективами на светлое будущее. Конечно, ситуация пока что не располагает – вам бы, сэр Майкл, сейчас прочие проблемы разгрести, да еще Катерина свет Федоровна где-то в отдалении маячит, причем не одна, а с папенькой Федей в качестве группы поддержки. Блин, ну угораздило же тогда деда с этим сватовством!»

Для внука сотника из богом забытого захолустья такая партия, как дочка боярина Федора, – предел мечтаний. Но только для Мишки Лисовина, а вот для Ратникова с его планами девочка Катя могла стать не столько трамплином для будущих свершений, сколько хорошим жерновом на шее. На первых порах брак с ней, вероятно, стал бы преимуществом и ступенькой вверх (и то еще посмотреть нужно), но и потолок, до которого та ступенька поможет дотянуться, обозначил бы достаточно четко – выше не прыгнешь, так и будешь у боярина Федора под рукой ходить.

«Черт побери, если уж все равно придется жениться по расчету, то, по крайней мере, расчет должен быть верным. Ну чего бы, как в приличных романах (из того же разряда, что и «пасть в ноги предварительно освобожденному родичу») Юльке не оказаться незаконной дочерью какого-нибудь захолустного князя? Их сейчас тут, как блох на собаке, буквально на дороге валяются, сами убедились.

Ладно, хватит мечтать попусту, нашли время, ей-богу! Нет уж, если не Юлька, так жену надо выбирать в соответствии с размером прилагающегося приданого и точным учетом всех возможных последствий. И тут, безусловно, Дунька Катерине фору даст по всем пунктам. Ну и то, что лет «прекрасной даме» пока что только двенадцать, позволяет нам надеяться, что прямо сейчас под венец девице не горит. А Катя… А что Катя? И она, кажется, не перестарок, так что вопрос еще на повестке дня не стоит, но так или иначе придется когда-то эту проблему решать».