Сотня золотых ос
Шрифт:
Похожие на людей лаборы лежали вдоль стен или сидели, поджав ноги. Почти у всех не хватало конечностей, а у кого-то с «горла» свисали зачем-то выкрашенные в красный провода.
— Это я сделал, — с непонятной, желчной гордостью сообщил Ник. — Разноцветные выглядели как будто их радугой вырвало.
— Какие из них рабочие? — спросила Марш, ощупывая руку ближайшего лабора.
Ладонь она с трудом удерживала на весу. Суставы отчетливо скрипели.
— Рабочие — все, но обращаться можно… вот с этими тремя, и вот с той красавицей, которая на рака
В углу действительно притаилось нечто среднее между тараканом и раком. Над спящими переливающимися глазами белели нарисованные ресницы.
— А тот, что с оцифрованным сознанием — он крестом, перчатками или с пульта управляется?
— С пульта. И с ним скучно. Когда оцифрованных с Аби скрещивают и лабора собирают — получаются дерганные психи, — сообщил Ник. — Он сначала слушается, а потом хоть застучись по панели, он сначала башку кому-нибудь оторвет за две секунды, а потом на пол сядет и будет грустить.
Марш усмехнулась.
Эти лаборы были просто кучей хлама, которым не давали спокойно сгнить эти жадные до рейтингов и выручки с перепродажи пива энтузиасты. Когда-то велись споры и дебаты об этичности использования оцифрованных сознаний, об оптимальном способе управления и лучшем оружии. Теперь об этом даже на обязательных детских образовательных конвентах говорили вскользь, и то Марш подозревала, что тему о старых войнах поднимали только чтобы подчеркнуть, что благодаря Аби рядом с городом может находиться оружейная свалка, к которой у всех есть доступ.
Ведь Аби делает людей лучше.
— Вот этот, — Марш ткнула пальцев в щупальца с жалом.
— Это рухлядь, половина щупалец в вечном рассинхроне, — предупредил Ник.
— Мне подойдет. Что он умеет?
— Сейчас покажу.
Ник, хмурясь и ворча себе под нос отодвинул панель на спине лабора, достал очки, фигурку лабора, свесившую щупальца с его ладони и белый шарик модулятора. Сел на пол, жестом пригласил Марш сесть рядом.
— Ты очками пользоваться можешь или тебе какие-то специальные нужны? — вдруг забеспокоился он.
Удивительно, какие обходительные люди эти организаторы подпольных боев. Она молча надела очки и выжидающе уставилась на Ника.
— Ладно, — пробормотал он. — Смотри.
Он разломил модулятор жестом, каким разбивают яйцо, и из белых скорлупок на пол вытек ринг из первого зала — макет из знакомого дрожащего голубого сияния, постепенно сгущающегося в знакомые очертания. Ник осторожно положил фигурку в угол ринга, достал из кармана сенсорные перчатки.
— Для лучшей синхронизации. Эй, ты бы штучку свою сняла, — вдруг забеспокоился он, разглядев манжету. — Если там дурь, тем более лучше сними — она все настройки сбивает…
— Там лекарство, — мрачно сказала она, прижимая к коже ледяную липкую ленту, которой была изнутри обклеена манжета перчатки.
Ник не стал настаивать — он вообще на Марш больше не смотрел, сосредоточенно раскладывая скорлупки модулятора в белоснежный крест ваги. Наконец, последняя деталь с щелчком встала на место, и он протянул его Марш.
Она
Раздался тихий треск, и перчатки сжались, обдав кожу слабым электрическим разрядом. Марш не видела, как натянулись ниточки, связывающие фигурку, крест и перчатки, но чувствовала их — покалыванием в пальцах, давлением в запястьях.
Как настоящие ниточки настоящей марионетки, только вдруг ставшей продолжением ее рук.
Марш видела настоящую марионетку на бродячей тематической выставке. Жутковатая кукла с вырезанной подвижной челюстью на грубо сработанном лице, лески, которые все норовили запутаться в руках экскурсовода. Он рассказывал, что синхронизация с человеком, одетым в костюм с датчиками делала лабора неуклюжим и не позволяли модифицировать фигуру, добавляя конечности. Говорил, что марионетки позволяли людям сохранять хладнокровие и не впадать в боевой раж, поэтому выпустили партию военных лаборов с таким управлением, и еще что-то говорил, но Марш не запомнила. Ее очаровала та несуразная кукла и ее ниточки — как обычно, ей вечно нравилась всякая дрянь.
Фигурка ожила. Потянулась вслед за ниточками, расправила щупальца, втянула и снова выпустила жало. Лабор напоминал результат больной любви между осьминогом и осой. Осы ее преследовали.
Осы не приносили удачи, но позволяли получать то, что она хотела. Она удовлетворенно хмыкнула.
— Смотри, нужно поворачивать вот сюда…
Марш не слушала. Она держала крест в правой руке, а левую поднесла в фигурке, словно собираясь погладить. Левая перчатка стала чуть теснее.
За основное движение отвечал крест, за мелкую моторику — руки. Жало выпускалось нажатием на центр. Летать лабор не умел, но смешно подпрыгивал, подбрасывая черное тело на щупальцах.
Марш заставила его выбросить по очереди каждое, а потом, нарисовав пальцем спираль, схватить каждым невидимого противника. Половина действительно не слушались, и она не запомнила, какие, но ей было плевать. По ходу разберется.
— А, ты, я вижу, справляешься, — Ник, казалось, потерял к ней всякий интерес. — Может тогда посидишь там, рядом с рингом, пока зрители не соберутся? Я скажу, чтобы тебе чая принесли, мы выступающим не наливаем, сама понимаешь…
Марш сняла очки. Ринг исчез, только черная фигурка, безвольно раскинувшая щупальца, кляксой чернела на полу.
Она подобрала ее и убрала в карман.
…
Люди начали собираться через пару часов. Освещение стало тусклее, на стенах загорелись желтые пятна светильников, а из динамиков полилось навязчивое «Давайте выпьем». Марш успела удивиться — эта песня даже для низкосортных забегаловок считалась древней, а потом поспешила пересесть в угол, который не просматривался с камер. Ей вовсе не хотелось остаться на записях в этом месте. Вряд ли кто-то догадается, зачем она пришла, но Марш все равно предпочитала не следить.