Сотня
Шрифт:
Гласс села и убрала с лица прядь влажных волос. Она ожидала, что взорвется от ярости, встретившись глазами с человеком, отдавшим приказ арестовать ее, но сквозь дымку боли и усталости не увидела главу Совета. Перед ней было озабоченное лицо отца ее лучшего друга.
– Здравствуй, Гласс,– он сделал движение к изножью ее койки.– Я могу присесть?
Она слабо кивнула.
Усаживаясь, Канцлер вздохнул.
– Мне очень жаль, что так случилось.– Он казался совсем загнанным. Даже после смерти жены он выглядел лучше.– Я никогда
Машинально, без единой мысли, Гласс положила руку на живот.
– Плохое случилось не только со мной.
Канцлер на миг закрыл глаза и потер виски. Он никогда не выказывал на людях разочарование или усталость, но Гласс несколько раз видела его таким за работой в домашнем кабинете.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что у меня не было выбора.– Его голос стал тверже.– Я дал клятву соблюдать законы Колонии. Я не могу позволить себе роскоши закрыть глаза на преступление, даже если преступница – лучшая подруга моего сына.
– Я понимаю, что вам необходимо в это верить,– без выражения сказала Гласс.
Выражение его лица стало жестче.
– Ты готова назвать мне имя отца ребенка?
– Зачем мне это? Чтоб вы заперли его тут вместе со мной?
– Потому что таков закон.– Канцлер встал и шагнул в ее сторону.– Потому что будет несправедливо, если отец не понесет соответствующего наказания. И потому, что не составит труда узнать, где ты проводила время,– на то существуют записи со сканеров сетчатки. Мы в любом случае найдем его, но, если ты нам поможешь, у тебя будет больше шансов на помилование при повторном рассмотрении дела.
Их глаза встретились. Гласс первой отвела взгляд и содрогнулась от боли, представив, как Люка посреди ночи выдергивают из постели, как на лице его появляется выражение ужаса, и он умоляет охранников сказать, что происходит. Ответят ли они? И сколько ему придется жить с этой болью, сколько времени пройдет, прежде чем в грудь ему вонзится игла? Или он умрет в полной уверенности, что стал жертвой чудовищной ошибки?
Она не может этого допустить.
Но Канцлер прав. Они не остановятся, пока не найдут ее соучастника. К тому же один из охранников отследил передвижения Гласс по Уолдену. Он знает о том, что она бывала на этаже Люка – а может, и о том, что она посещала его квартиру.
Медленно, очень медленно она снова повернулась к Канцлеру, точно зная, как следует поступить. Когда она в конце концов заговорила, в ее голосе звучал могильный холод:
– Отцом ребенка был Картер Джейс.
Из коридора донесся громкий скрип. Она села, напрягая в темноте слух и чувствуя, как в груди раскручивается маховик паники. Казалось, это стонет сам корабль.
– О, боже,– прошептал Люк, мгновенно вскакивая.
Звук повторился: на этот раз он сопровождался грохотом, от которого задрожали стены.
– Идем.
Коридор был до сих пор полон людьми, хотя
Это была Камилла. Она заметила Гласс, и ее глаза сузились.
Гласс отвернулась. Сейчас у нее просто не было сил играть с Камиллой в гляделки. Она не могла не испытывать угрызений совести. Нельзя винить Камиллу, если та ее возненавидела.
Кучка детей прикорнула на полу у ног родителей, которые переговаривались глухими, тревожными голосами. Губы одной из девчушек были синюшного цвета. Она вцепилась в ручку мальчугана, который с трудом боролся за каждый вдох.
Свет еще раз мигнул и погас. Во внезапно наступившей темноте послышались испуганные возгласы. Здесь, в отличие от Феникса, не было ламп аварийного освещения.
Люк обнял Гласс за талию и притянул ближе к себе.
– С нами все будет хорошо,– прошептал он ей на ухо.
Но тут в потемках прозвучал другой голос. Это Камилла подкралась к ней с другой стороны.
– Сама ему скажешь или лучше я? – спросила она тихо, чтобы не услышал Люк.
Гласс повернулась к Камилле, но не могла разглядеть выражения ее лица.
– О чем это ты?
– Он заслуживает того, чтобы знать правду. А ведь это из-за тебя погиб его друг.
Гласс вздрогнула. Хоть она и не могла видеть лица Камиллы, но по голосу поняла, что та улыбается.
– Я знаю твою тайну. Я знаю, как ты поступила с Картером.
Глава 35
Кларк
Они несколько часов ходили по лесу, нарезая расширяющиеся концентрические круги, стараясь осмотреть каждый дюйм территории. Ноги Кларк гудели, но она наслаждалась этим ощущением: физическая боль отвлекала ее от мыслей. Пламя пожирает палатку-лазарет… жесткая хватка рук Уэллса… грозный треск огня, палатка рушится…
– Эй, посмотри-ка сюда.
Кларк обернулась. Беллами, уставившись на следы в грязи, стоял на коленях неподалеку от места, где она обнаружила ленточку Октавии. Кларк никогда не была следопытом, но даже ей сразу стало ясно, что это – следы борьбы, а не приятной прогулки по лесу.
– Как будто кто-то убегал или дрался,– медленно сказала Кларк, не закончив предложения, хотя слова «или как будто кого-то тащили» так и вертелись у нее на языке. Они предполагают, что Октавия убегала… но что, если ее догнали?
Нахмуренные брови Беллами подсказали Кларк, что его мысли проделали тот же путь, поэтому она опустилась рядом с ним на колени и сказала:
– Она не может быть далеко. Мы найдем ее.
– Спасибо тебе,– кивнул, поднимаясь, Беллами, и они продолжили путь.– Я… я рад, что ты со мной.