Сотовый
Шрифт:
«Бип-бип-бип-бип-бип-БИП», — мобильник сообщал, что последняя полоска зарядки вот-вот исчезнет.
Неожиданное, новое и страшное видение ослепило его. Оно было ужасно — что-то мерзкое и уродливое, криминальное, что-то, что ему придется совершить, и оно должно сейчас случиться. И после этого у него не будет пути назад.
И он знал, что это единственная возможность. Единственная возможность для Джессики и ее сына тоже.
Быстро выбрался из магазина, значительно быстрее, чем вошел, — толпа легко выпускала наружу. Вернулся к машине, взял необходимую вещь, опять вошел в магазин, протолкался
Задуманное им произошло, когда он вытащил револьвер и направил его на скалящуюся желтую физиономию, и если бы вдруг Джессика Мартин поинтересовалась, что он сейчас делает, то он бы ответил, что исполняет мечту своей жизни.
Потом он выстрелом снес эту уродливую штуку.
Мгновенно он остался единственным стоящим человеком в зале: все попадали на пол. Что еще лучше, они все заткнулись. Он осматривал их с таким чувством удовлетворения, которое могло сравниться с религиозным.
— Эй, смотрите! — объявил он. — Сейчас очередь тридцать восьмого!
Никто из людей на полу не возражал. «Ну что, — думал он. — Что теперь? Очередная передышка?» Да, такого рода передышки ему начинают нравиться, легко увлечься. По крайней мере, так значительно лучше, чем безнадежно стоять с мертвым телефоном. Ладно, пора дело делать.
— Хорошо. Теперь вы меня слышите, — сказал он, глянув на близлежащего продавца. — Кто-нибудь даст мне этот чертов зарядник?
Глава седьмая
Бывали такие дни, когда он не хотел ничего менять, подумал Боб Муни, когда пришел домой и переоделся. Он знал, что будет очень скучать по работе в участке «Вест Сайда», после того как уйдет на покой.
Сегодня, он мог утверждать абсолютно точно, был не такой день. Любой день, когда банды наркоторговцев и скинхедов устраивают побоище в твоем участке, не может считаться хорошим днем.
И кто, черт возьми, додумался привести нариков и скинхедов под одну крышу в одно время? Но, так получилось, — он был дежурным сержантом и никто не вправе от него что-либо скрывать. Он может узнать все о любом, где бы тот ни был, и когда он узнает о том, кто был этот идиот, то устроит ему хорошую взбучку.
Весь этот беспорядок в участке «Вест Сайда» можно было предусмотреть, чтобы подготовиться к нему. Как и то, что обычно случается, — звонит добропорядочный гражданин и пытается предотвратить «серьезное» преступление. Или кого-нибудь приведет экстренный случай, как того парня, который был сегодня утром и которому не повезло прийти в участок за несколько минут до вторжения скинхедов.
Муни на несколько секунд перестал застегивать рубашку и, нахмурившись, задумался о том, что, собственно, хотел парень? Что-то говорил про женщину и чей-то телефон. И чей, интересно, этот телефон был? Какой-то женщины? Или парня?
Это был его телефон. Да, точно, его, он вспомнил сейчас. Парень говорил ему, что какая-то женщина попала в беду, и дал ему свой телефон. Муни даже разговаривал с ней. Ее звали…
Как же ее звали? Вроде он записал ее имя… Или нет?
«Что за идиотский вопрос? Конечно, записал», — поморщился Муни. Должен был: любой, кто так часто
Муни вздохнул и заправил рубашку. Оглядел себя, — слава богу, у него нет такого классического брюшка отставного полицейского, которое было почти у всех полицейских в запасе, которых он мог припомнить. Иногда, работая за передней стойкой, он испытывал почти неконтролируемое желание сказать каждому, кто отрывает или перебивает его, будь то наркоторговцы, скинхеды, русская мафия или простой добропорядочный гражданин, чтобы тот шел подальше отсюда и встал там в очередь, тихо и спокойно.
Весь этот чертов день одна неприятность сменяла другую. Лишь полчаса спустя после окончания смены он пришел в себя и смог кое-как расслабиться. Но Мэр все равно будет неприятно удивлена его состоянием.
Еще она будет за него беспокоиться. Она никогда не говорила, как сильно беспокоится за него, но это было и не нужно. Они были той редкой парой, которой для взаимопонимания не нужны были слова. Она никогда не говорила ему о том, что беспокоится: он знал это, чувствовал ее печаль, как она чувствовала его, и с этим он ничего не мог поделать.
Все жены полицейских очень боялись за своих мужей (мужья тоже волновались за жен, но меньше, к тому же не все полицейские были женаты). Когда эти девушки только выходили замуж, они думали, что смогут справиться с этим чувством. Но потом что-то случалось, — не обязательно с их мужьями или еще с кем-то, кого они лично знали, но что-то омерзительное и такое опустошающее, и они больше ничего не могли с этим поделать.
В этом и была разница между знанием о том, что они будут беспокоиться, и самим беспокойством. Теория с практикой в жизни не всегда совпадают. То, что происходило потом, мало соответствовало их представлениям о счастливой жизни.
Муни всегда числил себя в счастливчиках, так как Мэрилин была верной спутницей его жизни. Она, как говорится, поддерживала его в болезни и здравии. Всегда.
И когда шеф предложил ему место дежурного сержанта, Муни увидел, как снижается беспокойство у Мэрилин. Не то, чтобы оно совсем исчезло, нет — работая полицейским, ты никогда не можешь чувствовать себя в полной безопасности, можно схлопотать пулю прямо в мягком кресле.
Или тебя зарежет какой-нибудь бандит, которого ты посадил за решетку. Или тебя поранит наркоман или проститутка со СПИДом. Нет, Мэрилин не перестанет беспокоиться, пока не настанет день, и он не уволится.
Что ж, этот день не за горами, он уже близок. Двадцать два года — это более чем достаточно для работы. Он не шутил, когда сказал Таннеру о том, что очень устал. Он очень устал от работы, а Мэрилин от беспокойства.
И сейчас, когда до ухода осталось совсем чуть-чуть, беспокойство Мэрилин вновь нарастает. Он знал почему — она боялась, что самое страшное произойдет в самый последний момент.
Вполне вероятно. Гарантированно в полиции было только отсутствие всяких гарантий. Каждый работник слышал по крайней мере одну историю про бедного парня, которому за несколько дней до его увольнения снесло голову случайным выстрелом.