Сотрудник агентства "Континенталь"

Хэммет Дэшилл

– Комнату и воды побольше.

– Комнату – пожалуйста, – проворчал толстячок, – а от воды вам проку не будет. Только помоетесь и напьетесь, как тут же снова станете грязным и захотите пить. Куда же запропастился чертов журнал?

Не найдя журнала, он подвинул ко мне старый конверт:

– Зарегистрируйтесь на обороте. Поживете у нас?

– Скорей всего, да. Сзади отодвинули стул.

Я обернулся: долговязый человек с огромными красными ушами поднялся, держась за стол.

– Дамы и г'шпода, – провозгласил он, – наштало

время оштавить пути неправедные и шнова принятша жа вяжанье. Жакон пришел в округ Орилла!

Пьяный поклонился мне, задев свою яичницу, и сел. Обедавшие приветствовали речь стуком ножей и вилок по столу.

Я оглядел их, пока они оглядывали меня. Разношерстное общество: обветренные ковбои, кряжистые рабочие, люди с мучнистыми, лицами ночных служащих. Единственная здесь женщина была явно чужой в Аризоне. Худая, лет двадцати пяти, с чересчур блестящими черными глазами, темноволосая и коротко стриженная; шустрая миловидность ее лица несла отпечаток поселения большего, нежели это. Таких или похожих видишь в больших городах, в заведениях, которые закрываются позже театров.

Кавалер ее был степного вида – худощавый парень лет двадцати с небольшим, не очень высокий, со светлыми голубыми глазами, ярко выделявшимися на загорелом лице, совершенно безукоризненном в смысле четкости и правильности черт.

– Вы, значит, новый заместитель шерифа? – сказал мне в затылок землистый хозяин.

Кто-то раскрыл мое инкогнито!

– Да. – Я спрятал раздражение за улыбкой, адресованной и ему и обедавшим. – И хоть сейчас сменяю мою звезду на упомянутую комнату и воду.

Он отвел меня через столовую наверх, в дощатую комнату на втором этаже с тыльной стороны дома, сказал: «Вот» – и вышел.

С водой из кувшина я сделал все возможное, чтобы удалить скопившуюся на мне белую грязь. Потом достал из чемоданов серую рубашку и толстый диагоналевый костюм и пристегнул под левым плечом револьвер – не собираясь делать из него секрет.

В боковые карманы пиджака я положил по новенькому автоматическому пистолету калибра 8,13 мм – короткоствольные, почти игрушки. Зато они всегда под рукой и маленькие: никому нет нужды знать, что не весь мой арсенал под мышкой.

Когда я спустился, столовая была пуста. Землистый пессимист-хозяин высунулся из двери.

– На еду есть надежда?

– Маленькая. – Он кивнул на объявление: «Столовая работает с 6 до 8, с 12 до 2 и с 5 до 7 вечера».

– Пожрать можно у Воша – если не привередлив, – кисло добавил он.

Через веранду, пустую из-за жары, и улицу, безлюдную по той же причине, я перешел к Вошу. Его заведение приткнулось к большому одноэтажному саманному дому с надписью «Бордер-палас» через весь фасад.

Это была лачуга – с тремя деревянными стенами и одной саманной («Бордер-паласа»), – едва вмещавшая свое содержимое: обеденную стойку, восемь табуретов, горсть кухонной утвари, половину мух Земли, железную койку за полузадернутой занавеской

из мешковины и самого хозяина. Некогда помещение было выкрашено белой краской. Теперь оно сделалось дымчато-серым, за исключением самодельной надписи «Питание круглосуточное. Без кредита» с ценником. Надпись была желто-серая и засиженная мухами. А хозяин – маленький тощий старик, смуглый и веселый.

– Вы новый шериф? – спросил он с улыбкой, и я увидел, что зубов у него нет.

– Заместитель, и голодный. Съем все, что дадите, если не укусит в ответ и готовится недолго.

– Сейчас! – Он повернулся к плите и начал греметь сковородками. – Нам нужны шерифы, – сказал он через плечо.

– Кто-то вас донимает?

– Меня никто не донимает, будь спокоен! – Он махнул рукой на сахарный бочонок под полками. – Я с ними живо разберусь!

Из бочонка торчал приклад охотничьего ружья. Я вытащил его; это был обрез двустволки – противная штука в ближнем бою.

Я опустил обрез на место, и старик стал метать мне тарелки.

С пищей в желудке и сигаретой в зубах я cнова вышел на кривую улицу. Из «Бордер-паласа» доносился стук бильярдных шаров. Я пошел на этот звук.

В большой комнате над двумя бильярдными столами нагибались четверо мужчин; еще пять или шесть наблюдали за ними со стульев у стены. С одной стороны была дубовая стойка. Через открытую дверь в задней стене долетал шелест тасуемых карт.

Ко мне подошел крупный пузатый мужчина в белом жилете, с бриллиантовой запонкой на груди, и его красное, с тройным подбородком лицо расплылось в профессионально приветливой улыбке.

– Я Барделл, – представился он, протягивая толстую руку с ухоженными ногтями, на которой тоже сверкали бриллианты. – Это мое заведение. Рад познакомиться с вами, шериф! Ей-Богу, вы нам нужны, и, надеюсь, вы тут подольше побудете. Эти голубчики, – он, усмехнувшись, кивнул на бильярдистов, – бывает, бузят у меня.

Он стал трясти мне руку; я не препятствовал.

– Давайте познакомлю вас с ребятами, – продолжал он и повернулся, одной рукой обняв меня за плечи. – Все работники с ранчо X. А. Р., – махнув бриллиантами в сторону игроков, – кроме этого молодца Милк-Ривера: он объездчик и на простых пастухов смотрит свысока.

Молодец Милк-Ривер оказался тем стройным парнем, который сидел с женщиной в столовой гостиницы. Партнеры его были молоды, хотя не так, как он, загорелые, обветренные, косолапые, в сапогах с высокими каблуками. Бак Смолл был рыжеватый и пучеглазый, Смит – рыжеватый и низенький, Данн – долговязый ирландец.

Зрителями были рабочие «Колонии Орилла» и маленьких ближних ранчо. Кроме двух: Чика Орра, коренастого, грузного, толсторукого, с вдавленным носом, расплющенными ушами, золотыми передними зубами и покалеченными кистями боксера, и потертого типа с приоткрытым ртом – Жука Рейни; вся вывеска его недвусмысленно говорила о приверженности к кокаину.