Сотрудник агентства "Континенталь"

Хэммет Дэшилл

Глядя на меня вполоборота, она шагнула к двери.

– Остановитесь! – прорычал я.

Она заливисто рассмеялась и сделала еще шаг.

– Остановитесь же, черт возьми!

Принцесса неторопливо приближалась к двери; короткая серая фланелевая юбка плотно облегала ее стройные ноги, затянутые в грубые шерстяные чулки.

Моя ладонь, сжимавшая рукоятку пистолета, внезапно вспотела.

Ступив правой ногой на порог, принцесса насмешливо фыркнула.

– Адье! – бросила она на прощанье.

Я всадил пулю в

ее правую ногу.

– Ух! – принцесса села на пол. Лицо ее перекосилось от изумления. Боль она ощутит чуть позже.

Мне никогда прежде не приходилось стрелять в женщину. Чертовски странное ощущение.

– Я же говорил, что я сделаю это! – Мой голос показался мне самому хриплым, диким и незнакомым. – Разве я не отнял костыль у калеки?

Крадущийся сиамец

"The Creeping Siamese". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в марте 1926 года. Переводчик В. Ватик.

Когда он вошел, я коротал время возле кассы в приемной детективного агентства «Континентал», точнее, его сан-францисского филиала, с опаской наблюдая за Портером, проверявшим мой расходный счет. На широких плечах посетителя – мужчины высокого роста, очень худого, с жесткими чертами – мешком висела серая одежда. В лучах заходящего солнца, пробивавшегося сквозь полуприкрытые жалюзи, его лицо цветом походило на новые рыже-коричневые ботинки.

Дверь он открыл рывком, но на пороге запнулся и встал как вкопанный, терзая дверную ручку костлявыми пальцами. На лице посетителя читалась отнюдь не робость. Скорее ненависть и омерзение, как будто его обладатель вспомнил что-то не слишком приятное.

Наш посыльный, Томми Хауд, курносый конопатый паренек, сорвался с места и подскочил к разделявшему офис барьеру.

– Чем могу?.. – начал было Томми, но отшатнулся. Верзила оставил дверь в покое, скрестил длинные руки на груди, сдавив пальцами собственные плечи. Его рот распахнулся в зевке, ничего общего с нормальной зевотой не имевшем. Затем захлопнулся. Сквозь сжатые желтые зубы прорвался всхлип.

– Дьявол! – промычал гость исполненным отчаяния голосом и рухнул на пол.

Я бросился за барьер и, не задерживаясь у распластанного тела, выбежал в коридор.

Агнесса Брэйден, тридцатилетняя пышка, которая по соседству, через три комнаты от нас, вела стенографические курсы, неторопливо открывала дверь своего офиса.

– Мисс Брэйден! – окликнул я, и она обернулась. – Вы видели мужчину, который только что зашел в наш офис?

– Да. – Зеленые глазки засветились любопытством. – Высокий такой, ехал со мной в одном лифте. А что?

– Он был один?

– Да. То есть на нашем этаже вышли только я и он. А что?

– И никого поблизости от него вы не заметили?

– Нет, хотя в лифте я к нему не приглядывалась. А что случилось?

– Он вел себя нормально?

– Я

не обратила внимания. А в чем дело?

– Благодарю. Я позже загляну и все объясню.

Я быстро обежал коридоры и, ничего не обнаружив, вернулся в контору. Костлявый верзила по-прежнему валялся на полу, но уже перевернутый на спину. Мертвый, как и следовало, ожидать. Наш Старик, осматривавший труп, вздрогнул при моем появлении. Портер лихорадочно накручивал телефонный диск, вызывая полицию. Голубые глаза на побелевшем лице Томми формой и размером напоминали полтинники.

– В коридорах пусто, – сообщил я Старику. – Наш гость приехал в одном лифте с Агнессой Брэйден. Ей показалось, что он был один и никто к нему не приближался.

– Вот оно как.

Голос и улыбка Старика были столь медоточивы, что на мгновение померещилось, будто у его ног не покойник, а замысловатый узор на ковре. Пятьдесят лет сыскной работы оставили в нем эмоций не больше, чем в оценщике ломбарда.

– Вероятно, его ударили ножом в левую часть груди, а кровотечение из раны он пытался остановить вот этой шелковой тряпкой, – Старик ткнул носком туфли в красный комок на полу, – которая, по-видимому, служила раньше саронгом.

Наш Старик даже про день недели не скажет просто: «Вторник». Он выразится: «Предположительно вторник».

– У жертвы, – продолжал он, – обнаружено около девятисот долларов в купюрах различного достоинства и немного серебряной мелочи; золотые часы и карманный нож английского производства; японская серебряная монетка в 50 центов; трубка, табак и спички; железнодорожное расписание Южной Тихоокеанской; два носовых платка без меток прачечной; карандаш и несколько листков писчей бумаги; четыре двухцентовые марки; ключ с биркой отеля «Монтгомери», комната 540.

Одежда убитого выглядит как новая. Бесспорно, мы что-нибудь узнаем, изучив ее более основательно, но не хотелось бы это делать до прихода полиции. А тебе тем временем стоило бы сходить в отель «Монтгомери» и пошарить там.

...В вестибюле отеля я сразу наткнулся на нужного мне человека – Педерсона, здешнего охранника. Этот светлоусый отставной буфетчик разумел в сыске меньше, чем я в саксофонах, но имел подход к людям и легко мог столковаться с тем, кто нуждался в его услугах.

– Привет! – встретил он меня. – Счет знаешь?

– Шесть – один, Сиэтл, конец четвертого. Кто живет в пятьсот сороковом, Пит?

– Да не в Сиэтле матч, ты, чурбан! В Портленде. Боже, где твоя гражданская совесть – так игнорировать нашу команду!..

– Хватит, Пит! Мне некогда играть с тобой в бирюльки. На мою лавочку только что свалился покойник с ключами от вашего пятьсот сорокового в кармане.

Гражданская совесть пятнами проступила на лице Педерсона.

– Пятьсот сорокового? – Он уставился в потолок. – Это, должно быть, тот парень, Раундс. Так ты говоришь, он умер?