Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Одной из женщин маленькой, худенькой блондинке около двадцати двух лет, другая года на три-четыре старше, рыжая, среднего роста, нос вздернутый.
Все они забрались в автомобиль и поехали в кафе «Алжир», где развлекались до часу ночи. Потом вернулись в «Футурити Эпартментс». В три тридцать мужчины вышли, проехали на «бьюике» до гаража на Пост-стрит, затем пешком пошли в отель «Марс».
Прочитав все это, я вызвал Микки Лайнхэна, вручил ему рапорт и сказал:
– Проверь, кто эти люди.
Когда Микки вышел, позвонил Бруно Ганжен.
– Добрый день.
– Возможно, ответил я. Вы в городе?
– Да, у себя в магазине. Буду до четырех.
– Хорошо. Зайду после полудня.
В полдень вернулся Микки Лайнхэн и доложил:
– Парня, которого Дик видел с девушкой, зовут Бенджамин Уилл. У него есть «бьюик», а живет он в «Марсе», номер 410. Торговец, но чем торгует, не знаю. Второй его приятель, живет в его номере уже два дня. Кто такой, не могу сказать. Он не записывался. Женщины из «Футурити Эпартментс» проститутки, обитают там в номере 303.
– Минутку, – сказал я и пошел в архив. Там порылся под литерой "у" и вскоре нашел, что искал:
Уилл Бенджамин, он же Бен-Кашлюн. Три года сидел. В прошлом году его снова задержали и обвинили в попытке шантажировать известную киноактрису, но доказать не удалось. По описанию похож на хозяина «бьюика». На снимке, сделанном полицией, я увидел молодого мужчину с резкими чертами лица и треугольным подбородком.
Я показал фотографию Микки:
– Это Уилл. Поброди за ним немного.
Потом я позвонил в полицейское управление. Ни Хэкена, ни Бегга не застал. Льюис торчал в отделе информации.
– Как выглядит Банки Даль? – спросил я его.
– Минутку... – сказал Льюис. – Тридцать два, шестьдесят семь с половиной, сто семьдесят четыре, плоское лицо с выдающимися скулами, золотой мост в нижней челюсти слева, коричневая родинка под правым ухом, деформированный мизинец на правой стопе.
– Снимки имеются?
– А как же!
– Благодарю. Пришлю кого-нибудь за фотографией.
Я послал за снимком Томми Хауда, а сам пошел перекусить. Затем отправился в магазин Ганжена на Пост-стрит. Мистер Ганжен в этот день был одет еще крикливее: и смокинг теснее, и ваты в плечах побольше. Серые брюки в полоску, ярко-красный жилет и фантастический галстук, вышитый золотом.
– Итак, что вы мне скажете? спросил Ганжен, когда мы вошли в его контору и сели.
– Есть пара вопросов. Во-первых, кто такая девушка с толстым носом, оттопыренной нижней губой и припухшими серыми глазами, которая живет в вашем доме?
– Ее зовут Роз Рубери. – Его улыбка демонстрировала, насколько ему приятно удовлетворять мое любопытство. – Это горничная моей женушки.
– Эта девушка водится с известным уголовником.
– В самом деле? – Он с явным удовольствием погладил розовой ладошкой свою крашеную бородку. – Но я знаю лишь то, что она горничная.
– Мэйн не приехал из Лос-Анджелеса на машине с приятелем, как он говорил своей жене. Он выехал в субботу ночным поездом и прибыл в Сан-Франциско на двенадцать часов раньше, чем появился дома.
Бруно Ганжен наклонил голову и захохотал:
– А ведь это прогресс! Прогресс!
– Возможно. Не помните ли вы, была эта Роз Рубери дома в воскресенье вечером... скажем, с одиннадцати до двенадцати?
– Помню. Была. Точно. В тот вечер моя женушка неважно себя чувствовала. В воскресенье она уходила рано утром, сказала, что поедет за город с друзьями, с кем не знаю. Вернулась в восемь вечера и пожаловалась на ужасную головную боль. Ее вид меня встревожил, и я часто наведывался к ней справлялся, как она себя чувствует.
Поэтому-то и знаю, что горничная была дома, во всяком случае до часу ночи.
– Полиция показывала вам носовой платок, который нашли вместе с бумажником Мэйна?
– Да. – Он поерзал на стуле; у него был вид ребенка, который таращится на рождественскую елку. – Платок моей жены.
Смех мешал ему говорить; он кивал головой, а его бородка, как метелка, подметала галстук.
– Может, она оставила платок, когда навещала супругу Мэйна?
– Это невозможно. Моя женушка не знакома с миссис Мэйн.
– Ну, а с Мэйном ваша жена знакома?
Он вновь захохотал, подметая бородкой галстук.
– И как близко? – продолжил я свой вопрос.
Он поднял подбитые ватой плечи почти до ушей.
– Не знаю, – сказал он радостно. – Но ведь я нанял детектива...
– Неужели? – Я посмотрел на него сердито. – Вы наняли меня, чтобы разобраться в убийстве и ограблении Мэйна вот и все. А если думаете, что я буду копаться в ваших семейных тайнах, то вы глупы, как сухой закон.
– Но почему же? Почему? взорвался он. Разве я не имею права знать? Не беспокойтесь ни скандала, ни развода не будет. Джеффри мертв значит, все в прошлом. Пока он был жив, я ничего не видел, и лишь теперь стал кое-что замечать. Для собственного удовлетворения, поверьте, только для этого, я хотел бы знать наверняка...
– Об этом не может быть и речи, – отрезал я. – Мне известно только то, что вы сказали. И не пытайтесь уговорить меня рыться в этих делах. А раз вы ничего предпринимать не собираетесь, не лучше ли вообще забыть все это?
– Нет, нет, дорогой мой! – В глазах Ганжена вновь появился радостный блеск. – Я еще не стар, но мне уже пятьдесят два года. Моей жене восемнадцать, и она настоящая красавица. Он захохотал. То, что случилось, может случиться снова. Разве не благоразумно сделать так, чтобы она была у меня на крючке? Ведь если муж располагает такой информацией, неужели жена не станет более послушной?
– Это ваше дело. – Я встал. – А я не хочу в это ввязываться.
– Ну, ну, не будем ссориться! – Он вскочил с места и схватил меня за руку. – Нет так нет! Но ведь остается криминальный аспект дела, то, чем вы занимались до сих пор. Вы ведь не бросите, правда?
– Ну, а если окажется, что ваша жена причастна к убийству Мэйна? Что тогда?
– Тогда, – он пожал плечами и развел руками, – этим будет заниматься суд.
– Ясно. Что ж, наш договор остается в силе, но лишь при условии, что вы не станете допытываться о том, что не связано с вашим «криминальным аспектом».