Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Это прослушивание чужого храпа и вздохов завершилось, и я вернулся в свою комнату.
Все еще чувствуя себя бодро и ощущая непонятную тревогу, я передвинул стул к окну, смотря на игру лунного света на реке, которая петляла ниже дома, и была видима с этой стороны. Я курил сигару и перебирал в голове, что я узнал – без особых результатов.
Вне дома все было тихо.
Внезапно раздался громкий выстрел, особенно сильный, так как он прозвучал в закрытом пространстве! Я бросился через комнату, и выбежал в зал.
Дом заполнил визг
Дверь в комнату Барбары Кейвуд была не заперта, когда я достиг ее. Я ударом распахнул ее. В лунном свете, что косо проникал в ее окно, я увидел, что она сидит посреди кровати. В этот момент ее нельзя было назвать красавицей. Лицо перекосило от ужаса. Визг из ее глотки становился все тише.
Все это мелькнуло передо мной как один кадр, пока я переносил ногу через дверной порог.
Затем второй выстрел прозвучал в комнате Эксона.
Лицо девушки дернулось вверх – так резко, что казалось, ее шея должна была щелкнуть – она прижала обе руки к груди – и рухнула лицом вниз среди постельного белья. Я не помню, обошел я ширму, стоящую в дверях, или прошел сквозь нее. Я обежал кровать Эксона. Он лежал на полу на боку, лицом к окну. Я перепрыгнул его, и высунулся из окна.
Во дворе, который был теперь ярко освещен луной, не было никакого движения. Не было и звуков поспешного бегства. В это время, когда мои глаза еще обшаривали окружающее дом пространство, прибежали из своей части усадьбы работники с фермы, в нижнем белье, босые. Я крикнул им вниз, расставляя в точках, откуда хорошо просматривались окрестности.
Тем временем, позади меня, Гонг Лим и Адам Фигг положили Эксона на его кровать, а миссис Гэллоуэй и Эмма Фигг пытались остановить кровь, что била струей из раны в боку Барбары Кейвуд.
Я отправил Адама Фигг к телефону, чтоб разбудил доктора и заместителя шерифа, а сам быстро спустился во двор.
Выходя из двери, я столкнулся с Иларией Гэллоуэй, который шел от гаража. Его лицо было красным, а дыхание полно запаха тех освежающих напитков, что сопровождали игру в задней комнате Эди, но его походка была достаточно устойчивая, а его улыбка так же лениво играла на губах.
– Что за переполох? – спросил он.
– То же самое, что и прошлой ночью! Встретили кого-нибудь по дороге? Или видели кого-нибудь, кто ушел отсюда?
– Нет.
– Хорошо. Садитесь в свой драндулет, и катитесь по дороге обратно. Останавливайте любого, кого встретите идущим отсюда, или кто выглядит подозрительно! Есть пушка?
Он быстро повернулся, в нем не было и следа прежней лени.
– Есть в моей машине, – крикнул он, переходя на бег.
Работники все еще стояли на своих постах, я прочесывал окрестности с запада на восток и с севера на юг. Я понимал, что упускаю свой шанс обнаружить следы, когда было еще достаточно светло, чтоб увидеть их, но я полагал, что стрелявший все еще находится поблизости. К тому же Шэнд сказал мне, что земля была неподходящая, чтоб на ней остались отпечатки.
На подъездной
Больше я ничего не нашел. Убийца – так как я видел рану в боку девушки, я называю его так – исчез.
Шэнд и доктор Ренч приехали вместе, как раз когда я заканчивал свои безрезультатные поиски. Немного позже вернулся и Илария Гэллоуэй – с пустыми руками.
За завтраком тем утром все были подавленные, кроме Иларии Гэллоуэя. Он удерживался от обычных шуток явно по причине ночных волнений, но его глаза сверкали всякий раз, когда встречались с моими. Я знал, о чем он думал: это отличная шутка – устроить стрельбу прямо под моим носом. Пока его жена оставалась за столом, он был нем как могила, как если бы не хотел обидеть ее.
Миссис Гэллоуэй вскоре встала из-за стола, а доктор Ренч присоединился к нам. Он сказал, что оба его пациента находятся в столь хорошем состоянии, как можно было бы и ожидал, и он думает, что они оба поправятся.
Пуля только задела ребра и грудную кость девушки, пройдя сквозь ткани ее груди и мышцы, войдя с правой стороны и выйдя слева. За исключением шока и потери крови, она вне опасности, хотя и пребывает в бессознательном состоянии.
Тек как доктор сказал, что Эксон спит, то мы с Шэндом прокрались в его комнату, чтоб осмотреть ее. Первая пуля вошла в дверной косяк, примерно на четыре дюйма выше отверстия, оставленного предыдущей ночью. Вторая пуля пробила японскую ширму и, пройдя сквозь тело девушки, застряла в штукатурке стены. Мы выковыряли обе пули – они обе были тридцать восьмого калибра. Обе, что было очевидно, были выпущены от одного из окон – или обе с той стороны окна, или обе с этой стороны.
Шэнд и я допрашивали без всякой пощады повара-китайца, работников с фермы и Фиггсов весь день. Но они прошли через все это выдержав испытание – не было ничего, что позволило бы повесить стрельбу на кого-либо из них.
И целый день проклятый Илария Гэллоуэй следовал за мной туда-сюда, с насмешливой искоркой в глазах, которая говорила яснее всяких слов: «Я – логичный подозреваемый. Почему же вы не пропустите меня через ваш допрос третьей степени?» Но я усмехался ему в ответ, и ни о чем его не спрашивал.
Шэнд должен был уехать в город во второй половине дня. Он позвонил мне позже по телефону и сказал, что Гэллоуэй покинул Ноунберг тем утром достаточно рано, чтоб успеть прибыть домой за полчаса до начала стрельбы, если бы он ехал со своей обычной скоростью.
День прошел слишком быстро – и я боялся наступления ночи. Две ночи подряд на жизнь Экстона покушались – а теперь наступала третья ночь.
Во время обеда Илария Гэллоуэй сказал, что он собирается этой ночью остаться дома. Ноунберг, по его словам, был скучен, если сравнить; и он усмехнулся мне.