Сотрудник гестапо
Шрифт:
– Ну как самочувствие, разведчик? – спросил капитан, присаживаясь рядом на табурет. Он ласково погладил Виктора по голове.
– Ничего. Все в порядке, Владимир Иванович. Только на нейтральной задело. Я уже к нашим подполз, а немцы, гады, стрельбу открыли. Вот и царапнуло малость…
И по тону, и по тому, как небрежно сказал Пятеркин о своей ране, Потапов понял, что это чужие слова, услышанные от взрослых.
– Ну а Леонид как? Когда ты от него ушел?
– Четыре дня назад. Возле Макеевки мы с ним расстались. Здесь у меня куртку отобрали, велите
Медсестра, сопровождавшая капитана, побежала за курточкой.
– Так-то, Виктор. Молодец, что добрался. А теперь вылежать надо.
– Нельзя мне долго, Владимир Иванович. Через десять дней я в Малоивановке должен быть. Так мы с Борисовым договорились.
– Ну да, конечно, конечно. Только к этому времени ты вряд ли поправишься. Но не огорчайся, замену тебе найдем…
– Не-е, Владимир Иванович. Доктор сказал: «На молодых заживает быстро». Через несколько дней обещал отпустить.
– Вот, пожалуйста! – раскрасневшаяся от волнения медсестра протянула Потапову потрепанную куртку мальчика.
Капитан бережно взял курточку и, ощупав ее, протянул Виктору:
– Где?
– Вот здесь распорите, – показал тот на левую полу, замызганную грязью.
Потапов достал из кармина перочинный нож, аккуратно разрезал нитки и извлек из-под подкладки листок бумаги.
– Тут все подробно написано, все как есть, – с гордостью проговорил мальчуган. – А на работу дядя Леня еще не устроился. Сказал, может, в Сталине поступит.
– Хорошо, хорошо! Поправляйся и отдыхай пока. Я распоряжусь, чтобы тебя в наш фронтовой санаторий перебросили. Я там рядом буду. Тогда и поговорим. Согласен?
– Ладно, чего уж там согласия спрашивать. Раз надо – пусть так и будет. Я санаториев не боюсь.
– А чего их бояться? – удивился Потапов, не предполагая, что мальчишка впервые услышал это слово.
Виктор промолчал, собираясь с мыслями, наморщил лоб.
– Что, больно? – встревожился капитан.
– Нет. Припекает маленько… – Помолчав немного, спросил: – А в санатории что со мной делать будут?
Потапов и медсестра рассмеялись.
– А ничего. Кормить-поить будут, кино показывать. Если потребуется, перевязку сделают. Это заведение для отдыха предназначено, – пояснил Потапов.
Виктор облегченно вздохнул. Чуть приметная улыбка скользнула по его лицу. Потапов встал с табуретки и по-мужски пожал ему руку.
– Спасибо тебе, товарищ Пятеркин. Командование приносит тебе свою благодарность, – сказал капитан официальным тоном и уже теплее добавил: – И все мы ждем твоего скорейшего выздоровления. Дел еще много. Землю нашу от немца надо освобождать. И командование рассчитывает на твою помощь.
– Я скоро, Владимир Иванович, я по-быстрому.
Глаза паренька заискрились задором. А капитан, будто вспомнив о чем-то, вновь присел возле кровати.
– Скажи-ка, Виктор, где ты с Леонидом договорился встретиться?
– Я в Малоивановку должен прийти…
– А там, в Малоивановке, у кого?
Мальчуган подробно рассказал
– Если Борисова там не будет, – заговорил он, – тогда эти тетки скажут, где он обосновался. Он им обязательно сообщит. У одной из них муж в нашей армии служит. Там, в записке, фамилия его и адрес. Борисов просил с ним связаться. Если жив, пусть письмо жене напишет. Я передам ей…
– Это сделаем. Обязательно сделаем. Поправляйся.
Потапов попрощался с Пятеркиным и вышел из комнаты.
Глава 3
Юркий «мерседес» мчался по большаку в сторону Кадиевки. Шофер с ефрейторскими нашивками то и дело выворачивал руль, лавируя между выбоинами, наполненными густой мутноватой жижей. Весенний ливень пронесся над степью еще утром. К вечеру дорога успела просохнуть. Лишь местами, в глубоких проемах между ухабами, еще сохранились лужи, и теперь золотистые блики луны причудливо играли на их поверхности.
Водители встречных грузовиков, завидев «мерседес», резко притормаживали, чтобы не обдать грязью легковой автомобиль, в котором – не дай бог! – могло находиться начальство. Но, поравнявшись с ним, они прибавляли газ и с ревом проносились мимо, оставляя в воздухе резкий запах перегара солярки.
Однако какой-то водитель не проявил достаточной осмотрительности и увеличил скорость грузовика в тот самый момент, когда от мчащегося навстречу «мерседеса» его отделяла большая лужа. В мгновение ока целый поток липкой грязи, вздыбившись из-под колес огромного грузовика, набросился на капот и стекла легкового автомобиля. За мутной пеленой скрылись и без того плохо различимые очертания дороги. Ефрейтор резко затормозил.
– Доннер-веттер! – зло вымолвил фельдполицай-секретарь Рунцхаймер, не проронивший за всю дорогу ни единого слова. Он развалился на заднем сиденье «мерседеса» и, казалось, дремал. Во всяком случае, так думал Дубровский, сидевший по указанию Рунцхаймера рядом с водителем. Но гневное «Доннер-веттер!» отбросило это предположение.
Дубровский обернулся и увидел небольшую лысину на затылке Рунцхаймера. Лица его не было видно. Согнувшись в три погибели, он поднимал что-то с пола. Только через мгновение Дубровский понял, в чем дело. От резкого торможения красивая, вздыбленная спереди фуражка Рунцхаймера не удержалась на голове и свалилась на пол. Подняв фуражку, фельдполицай-секретарь аккуратно отряхнул ее перчаткой и вновь водрузил на голову.
Водитель приоткрыл дверцу. На потолке кабины тускло засветилась лампочка. Теперь Дубровский разглядел побагровевшее от ярости лицо Рунцхаймера, на лбу которого еще явственнее обозначился рубец – след старой раны. Казалось, фельдполицай-секретарь вот-вот набросится на ефрейтора. Но тот уже успел выбраться из кабины и бойко протирал тряпкой ветровое стекло.
– Доннер-веттер! – несколько спокойнее повторил Рунцхаймер и неожиданно улыбнулся. – Если бы я сидел впереди, этого не произошло бы.