Сотрудник иностранного отдела НКВД

Горохов Александр Викторович

– Ну, ты бабуля даешь! – Внук заулыбался, погрозил ей пальцем, обнял. – Ты пока меня не было случаем мужиков не водила?

– А то! Почти каждый день.

– Смотри, а то холестерин повысится.

Они снова засмеялись.

– А ты-то как, когда на свадьбу пригласишь? А то и не доживу. Я в этом году помирать собралась.

– Жениться, баб, не напасть, да как бы с женой не пропасть. Совсем ты меня засмущала, – внук жеманно прикрыл лицо.

– Ой-ой, видала я твоих красавиц. Очень даже симпатичные девицы.

– Да к чему они мне, когда ты есть. Вот на тебе хоть завтра бы женился.

– Я уж,

Серёженька, давно отженихалась. Слава Богу, с твоим дедом хорошую долгую жизнь прожили. Господь его берег. С войны вернулся. Институт окончил. Умный он был. И выдержанный. Не суетливый.

– Бабушка, – внук вдруг посерьезнел, – а ведь ты мне ни разу про свою жизнь не рассказывала. Так, какие-то отрывки слышал, а ведь толком ничего не знаю. Расскажи.

– Серёженька, да в другой раз.

– Ты, дорогая моя не отнекивайся, а то ведь и вправду другого раза может и не случиться. Вот выйду от тебя, кирпич по башке с крыши бабахнет и нету. Тю-тю. Кому тогда рассказывать будешь? Так что не отнекивайся. Начинай по порядку.

Старушка взглянула на внука, улыбка сошла с лица. Она вдруг, будто впервые, увидела, насколько он похож на деда, её мужа.

Слеза блеснула, Зинаида Филипповна смахнула её:

– Совсем сентиментальная стала. Чуть что – слезы.

Она не стесняясь вытерла возле глаз платочком.

– А я тебе внук говорила. Что ты на деда похож. Одно лицо.

– Нет, баб. Но я на фотке видел. Сам догадался.

– И походка, и жесты. – Старушка оживилась, – этого на фото нет. Удивительно, ты же его не застал. Он умер до твоего рождения, а все тебе передалось.

– Генетика.

– Да, генетика. Теперь этим такое объясняют. А объясняется-то не все. Характер – объясняют химическими реакциями в головном мозге, походку и жесты идентичным устройством суставов и связок, длиной мышц. Так-то оно так, но не убедительно. Хотя я не против и такого объяснения, все лучше, чем никакого.

– Бабушка, чаю подлить?

– Пожалуй подлей, родной ты мой.

Внук налил в чашку чай, обнял, поцеловал в щеку, сказал, чтобы не грустила, что придет в конце недели. Оглядел комнату, добавил, что в выходные сделает генеральную уборку. Потом зашел в ванную, вымыл руки, увидел старую зубную щетку:

– Баб, я же тебе три щетки зубных приносил. Специально мягкие выбрал, почему эту не выкинула? Давай я выброшу. А куда, новые-то положила?

Зинаиде Филипповне не хотелось огорчать внука, хотя к старой она привыкла:

– Ну, выбрасывай. Новые в шкафу, где банные полотенца.

Сергей открыл шкаф, выбрал самую красивую, вытащил из пластиковой обертки, на кухне обдал кипятком, заодно отмыл стакан. Старую щетку выбросил в ведро, а новую, в сверкающем чистотой стакане, поставил на место.

Ушел. Она еще долго сидела за столом с остывшей чашкой. Улыбалась. Вспоминала, о чем говорили. Подумала, что и вправду надо бы записать все, что помнит о своих предках, о муже, Сережином прадеде. Потом перебралась в комнату, в кресло. Начала размышлять, с чего начать записи. Снова подумала, какой у неё хороший внук. Улыбнулась, поправила себя – «вообще-то правнук». Но всегда называла Сережу внуком. Задремала.

Глава 2.

Ей снилось, как она, маленькая девочка в летнем

платьице, плывет на колесном пароходе. На палубе. Отец, большой, красивый, держит её на руках и объясняет:

– Зинушка, – говорит он, – сейчас мы идем по Оке, а скоро, в Нижнем Новгороде, пароход повернет вправо, и пойдем по Волге.

– А как я узнаю, что повернули вправо?

– А как увидишь Кремль, так и повернем. Так и перейдем из Оки в Волгу.

– Э, папаня, – смеется Зинушка, – не обманешь! Кремль я видела, он в Москве!

Отец тоже смеется, смеется и мать, которая стоит рядом, в таком же ситцевом, как у Зинушки, платье. Зинушка видела – матушка выкраивали и для себя, и для нее из одного большого рулона ткани, потом шила сначала ей, маленькое платьице, потом себе, такое же по фасону, но большое.

– Умненькая ты у нас, все знаешь. И кремль Московский видела. А вот теперь увидишь кремль Нижегородский. Он поменьше размером будет, но тоже красивый и стоит на холме. Как будем подплывать, сама поймешь, что кремль, – объясняет отец.

Зинушка, егоза. Ей надоедает сидеть у отца на руках, она спускается на палубу, отбегает от родителей, смотрит на берег, чтобы первой увидеть кремль.

Мать и отец стоят рядом, матушка, обхватив крепкую руку отца, задумчиво смотрит на берега и улыбается. Вздыхает, качает головой, говорит:

– Ох, Филипп Мефодьевич, что-то тревожно мне. Едем к басурманам. Как жить там будем. Ладно бы сами, а то и детишек с собой везем. Но младшие-то хоть с нами, а вот Машеньку в Москве оставили. Как ей будет в пансионате? Душа у меня за неё болит. Не очень-то я надеюсь на Шуру. Не очень-то она за Машенькой следить будет. Сама только замуж вышла, а по мне ещё дитя дитем.

– Не переживай, Анисья Дмитриевна, все мы правильно сделали. К чему Машеньке, нашей средненькой доченьке терять эти несколько лет. Они быстро пробегут. Приедем, а она уже три класса гимназии закончит! Присмотр и уход в пансионате хороший. Я сам все проверял и с людьми советовался, узнавал. Учителя и воспитатели люди добрые, порядочные. Будет Машеньке хорошо. Да и Шура как бы то ни было, приглядит. Они же с Машенькой подружки, Хотя Шурочка наша на восемь лет старше. А мы, Анисья Дмитриева, не печалься, ненадолго едем. – Отвечает отец. – Всего на три года. Для нас там уже дом приготовлен. Огромный сад. Склады. Человек двадцать работников наняты. Только работай! Дело мне знакомое. Видишь, надумали Морозовы расширить производство, пригласили для этого на фабрику Григория Ивановича, а он про меня вспомнил. Мысль у него не только ситцами заняться, а и шерстяными тканями. Говорил мне, что скоро много солдатского сукна понадобиться. А где шерсть брать? Вот и попросил организовать закупку в Персии.

– А на какие же ты деньги закупать-то будешь? Бесплатно никто не отдаст.

Отец перешел на шепот:

– У нас в трюме много товара ходового в тамошних местах. Во-первых, ситец наш набивной, морозовский. Там большим спросом пользуется. Во-вторых, сахар головками в непромокаемых бочках. Поди, видела, как его грузили в Коломне.

Анисья Дмитриевна кивнула, тоже шепотом ответила:

– Видела. Возле мужского монастыря Богоявленского. Долго грузили. Много. – Снова вздохнула, – Для всего этого, батюшка ты мой, охрана большая нужна. А тут только ты да я, да мы с тобой.