Сотворение мифа
Шрифт:
Домой Байер возвращается поздней осенью 1717 года, увенчанный учёной степенью магистра, которую получил в Лейпциге. Начинается плодотворный период его преподавательской деятельности. Городские власти предлагают ему должности ректора кафедральный школы и директора городской библиотеки. В нём просыпается историк; он готовит к печати материалы по истории Тевтонского ордена, подумывает о составлении сборника жизнеописаний прусских учёных и с увлечением читает «Атлантику» Рудбека. Материальные дела его неплохи, здоровье идёт на поправку, и в 1720 году Байер заводит семью.
13 июля 1724 года королевским распоряжением городские поселения Альтштадт, Лёбенихт и Кнайпхоф объединяются в один город, который по имени своего исторического центра получает название Кёнигсберг.
Академиков выписали из Европы. К моменту открытия Академии в ней всё ещё оставались незамещёнными гуманитарные кафедры. Лейб-медик и первый президент Академии Лаврентий Блюментрост 5 июня 1725 года извещал одного из своих учёных корреспондентов в Германии, Христиана Вольфа, первого почётного члена Петербургской Академии наук: «Нам ещё необходим при Академии известный историк, который бы мог быть облечён, если пожелает, в звание историографа».
Эта проблема нашла своё разрешение после приезда в Петербург Христиана Гольдбаха, который в свои 35 лет очутился в положении академического патриарха, став самым старшим из академиков. Он рекомендовал на кафедру истории и древностей Байера, своего земляка, хорошего знакомого и адресата многолетней учёной переписки. Предложенная кандидатура понравилась. Имя Байера как исследователя восточных языков было известно в Петербурге, а начальство Академии считало полезным развивать эту отрасль филологии, хотя и не предусмотренную петровским проектом.
Зазывательные письма Гольдбаха, полные живых и остроумных зарисовок петербургской жизни и порядков в Академии, находят отклик в душе Байера. Он начинает думать о том, какие выгоды может доставить ориенталисту пребывание в России. Ему льстит почётная и хорошо оплачиваемая должность профессора, а также то, что академическое начальство оставило на его усмотрение выбор кафедры. Третьего декабря 1725 года Байер заключает с Академией контракт. Отныне он – профессор на кафедре греческих и римских древностей, с годовым окладом в 800 рублей и казённой квартирой (дрова и свечи – тоже за счёт Академии). В порыве энтузиазма Байер даже меняет своё германское имя Готлиб (Боголюбивый) на греко-православный аналог – Феофил (Теофил).
Весну 1726 года он встречает уже в Петербурге.
«Парадиз» на Неве, недавно расставшийся со своим основателем, живёт по оставленному им регламенту. Центр городской жизни сосредоточен на Троицкой площади. Её окружает ряд крупных построек – деревянный Собор Святой Троицы, здание государственной канцелярии, типографии, госпиталь, новые каменные дома петровских вельмож. Из-за болотистой почвы многие здания трясутся, когда мимо проезжает карета или нагруженная телега. Рядом стоит питейное заведение – аустерия «Четыре фрегата», куда захаживают угоститься табаком и выпивкой высшие государственные чины, иностранные послы, богатые купцы и состоятельные горожане.
В гроте Летнего сада, под охраной часового, укрыта дивная Венера, вывезенная по заказу Петра из Италии. Байер впоследствии напишет о ней исследование, признав её копией знаменитой статуи Афродиты Книдской, работы Праксителя.
Недалеко от Троицкой площади располагается Гостиный двор, где идёт оживлённая торговля российскими и привозными товарами, а на его задворках бурлит татарская барахолка и промышляет множество воров.
На Васильевском острове высится каменный дворец Меньшикова, защищённый от северного ветра обширным садом. Остальная часть острова пустует – среди мелколесья, на луговинах, пасутся лошади и коровы, там и сам торчит несколько изъеденных ветрами избушек. Случайный прохожий должен опасаться волков.
Академия пока что располагается на Петровском острове, где под её нужды отведено несколько зданий. Самое большое
Мостов между северной и южной частями Петербурга ещё нет, переправа осуществляется зимой – на санях, летом – на лодках. Зато улицы чисто вычищены и в ночное время освещаются фонарями, заправленными конопляным маслом.
Едва обжившись на новом месте, Байер приступает к исполнению своих обязанностей. Академическое объявление о начале чтения публичных лекций именует его «профессором антиквитетов» (древних вещей), который «древности греческие, монеты и достопамятные вещи ветхого Рима изъяснит». Вскоре на него возлагают и заведывание академической гимназией. А при дворе от учёного латиниста ждут похвальных речей и поздравительных од по случаю различных торжеств и празднеств.
Времени на научную деятельность остаётся совсем немного. Но Байер трудится в своём привычном ритме, не различая дня и ночи. Учёные записки Академии наук («Комментарии») издавались на латыни; Байер взялся вести в них исторический отдел. Из-под его пера одно за другим выходят исследования по древней истории.
Необыкновенная масса познаний позволяет Байеру компетентно осветить самые разнообразные вопросы. Он пишет и об Ахейском союзе, и о Греко-Бактрийском царстве, и об истории государства Осроены, или Эдесского царства (в северной Месопотамии), и о забытом римском поэте Тите Вестриции Спуринне, друге Плиния Младшего. Но всё же преимущественно, он, по его собственному признанию, «обращал внимание на восточные древности, которые окружены были ещё мраком…».
Занятия китаистикой снискали ему покровительство архиепископа Феофана Прокоповича и вице-канцлера Андрея Ивановича Остермана, который предоставил в распоряжение Байера латино-китайский словарь, а также другие книги и рукописи из личной библиотеки. Когда 6 июня 1732 года впервые прибывшее в Петербург китайское посольство в течение пяти часов осматривает Академию наук и её достопримечательности, то на память о посещении двум послам и секретарю богдыхана дарят по экземпляру академического сборника «Китайский музей» 24 , включавшего составленные Байером грамматику и словарь китайского языка.
24
«Китайский музей, в котором объясняются особенности китайского языка и литературы». Издание на лат. яз.: Museum sinicum. In quo sinicae linguae et littereturae ratio explicatur. T. I—II. St.-Pbg., 1730.
Разработка древней русской истории не входила в прямые обязанности Байера. Но всё же от него ждали шагов и в этом направлении.
Байер приступил к делу с большой осторожностью и издалека. Серьёзным препятствием для него было незнание русского языка и более того, нежелание его изучать. Равнодушие Байера к языку страны, в которой он поселился и чью историю призван был осветить, удивляло многих – и тогда, и после. Миллер, вспоминая впоследствии эту любопытную черту Байера – филолога и полиглота, – полагал, что до изучения русского языка его «не допустили… лета и иные занятия». Другие находили, что Байер руководствовался простым расчётом, не желая тратить время на задачу, которая представлялась ему трудноисполнимой. Добротных учебников по русскому языку для иностранцев ещё не существовало. Байер мог воспользоваться разве что «Grammatica Russica» (1696) Генриха Вильгельма Лудольфа – первой русской грамматикой на латинском языке. Неизвестно, однако, имелась ли она в академической библиотеке; к тому же Лудольф описывал главным образом разговорный русский язык, малопригодный для понимания текстов древнерусских памятников. Академический немецко-латинско-русский лексикон Э. Вейсмана с кратким очерком русской грамматики на немецком языке Василия Евдокимовича Адодурова будет напечатан только в начале 1730-х годов.