Шрифт:
Феликс ДЫМОВ
СОТВОРЕНИЕ МИРА
Геннадию Самойловичу Гору
Мамонт оттолкнулся задними ногами от земли и сделал стойку, балансируя, словно в цирке, на кончике хобота. Экки вцепился в шерстяные джунгли его загривка, уперся пятками, но шея мамонта оказалась неохватной. Не удержавшись, мальчик кувырнулся головой вперед, в талый снег...
Койка вывернула Экки в ванну, и тело мгновенно сбросило сон. Студеная вода ожгла кожу и отступила.
Жаркий циклон, то щиплясь, то нежно вылизывая, испарил влагу с тела, попутно завил конусом волосы и вывинтился
Пока Экки одевался, каюта стала просторной и голой: со слепыми поверхностями инзора на две стены, с решеткой бытовки на третьей, с куском пейзажа от пола до потолка. Впрочем, и пол, и потолок были тоже задействованы: над головой по суточному графику разгорался и мерк искусственный небосвод, под ногами мерно дышал, нагнетая свежий воздух, полуискусственный газон. Удивляться не приходилось: в кубике с ребром в три метра не мог торчать без дела ни один гвоздь.
Даже картина - стартующая снежной вершиной в небо гора - служила календарем и отсчитывала времена года сменой лета, осени, зимы и весны.
– Привет, гора!
– сказал Экки.
Гора молчала.
Экки включил инзор, но на экран не взглянул, а вместо этого, присев на корточки, следил, как из-под решетки с кряхтеньем выползает накрытый стол. Во дает автоматика! Так и не сигналит в Техцентр о задержках в цепи. Придется позвонить самому. Или еще подождать, не звонить? Ленивый механизм удивительно напоминает заспанного камердинера с салфеткой через локоть...
Едва он так подумал, крахмальная салфетка взмыла со столешницы, обвязалась вокруг шеи. Пришлось сесть нормально. Из кастрюльки выбулькнули два яйца, обсохли на воздухе, шлепнулись в двухместную подставку. Придвинулись запотевший стакан апельсинового сока и бездонная на взгляд чашечка черного кофе.
Экки отщипнул половинку гренка, нехотя пожевал.
Мама на экране укоризненно вздохнула. Он сделал вид, что не замечает ее,- маленькая утренняя игра с тех пор, как мальчика отселили в отдельную каюту. И хотя произошло это целых полгода назад, ему по-прежнему хочется утром очутиться по ту сторону миража-экрана, потереться о мамино плечо. Потом в течение дня ничего, свыкается, а за завтраком тянет к маме - сил нет... Позорные мысли для десятилетнего парня! Экки приподнял чашечку вместе с блюдцем и выплеснул кофе в рот. Сгоряча проглотил, обжегся, закашлялся, погонял воздух между щеками.
– Экки!
– не выдержала мама.- А кто будет сок пить?
– Здравствуй, мамочка!
– беспечно отозвался Экки.- Как спалось?
Промокнул губы салфеткой и лишь после того развернулся лицом к экрану.
Экран вмещал два изображения. В своей семейной каюте чинно восседали за столом родители, рядом на высоком стульчике давилась манной кашей четырехлетняя Руженка, в глубине над полом плавала люлька с Джоником.
За завтраком семья собиралась полностью. И каждый раз Экки болезненно осознавал, что фрагменты их жизни, вытащенные на экран, обретают непозволительную театральность, будто кто-то, не спрашивая на то разрешения своих случайных героев, беспощадным объективом высвечивает сценки их семейных дел. Чемто нереальным и грустным будоражат эти примыкающие друг к дружке декорации. То есть примыкающие на экране - где на самом деле размещаются в пространстве корабля соседствующие в инзоре жилища, могут разобраться разве что инженеры Техцентра.
– Доброе утро, папа. Салют, сестренка! И ты, брат!
– поздоровался Экки.
– Здравствуй, мальчик,- откликнулся папа.- Ты сегодня чуточку опоздал. Минут на пять, а?
– Какая беда, папа? Куда спешить? Подлетаем к Аламаку, не сегодня-завтра высадимся. Конец пути, правда, Родик?
Родий вздрогнул, вколол вилку стоймя в тарелку с "геркулесом" и неожиданно подмигнул:
– Скажи честно, мамонта досматривал...
– А ты откуда знаешь?
– Экки с подозрением покосился на брата.
– Электрончики нашептали, которые у тебя ночью под подушкой шастали.
– Ах ты вредина!
– Экки хлопнул себя по лбу.А я думаю, с чего мне вдруг такой замечательный сон привиделся?
Он приоткрыл переборку, извлек из кармашка в изголовье прозрачную капсулу экзосна, шутливо погрозил брату кулаком:
– Погоди, я тебе такое нарисую - почешешься!
Мама внимательно всмотрелась в изображение Родия у себя на экране:
– Глаза у тебя провалились, сыночек. Мало спишь?
– Пустяки, мамочка.
– Я же вижу. Ты бы все-таки помирился с Леночкой. Хорошая, по-моему, невестка будет...
– Ну вот, все разговоры у тебя об одном. Да не хочу я жениться, понимаешь?
– На ней?
– Ни на ком!
– Ну ладно, ладно, молчу. Дожила уж - и сказать сыну ничего нельзя. Хоть бы ты, отец, приструнил его!
Отец безнадежно махнул рукой.
Настала Руженкина очередь вставить словечко. Руженка напыжила толстые щеки с ямочками и, всюду заменяя "л" на раскатистое "р-р", пропела:
Эк, Эк, чер-ровек, Р-ротом р-ровит бел-рый снег!
– Ртом,-машинально поправила мама.
– А тогда нескр-радно пор-ручится,- не согласилась Руженка.
В этот момент захныкал Джоник. Отец сразу сделался суетливым и беспомощным, а мама, оттеснив всполошившуюся электронную няню, выхватила малыша из люльки. Возня с младенцами не интересовала Экки. Торопливо прожевав яичный желток, он окликнул вставшего из-за стола Родия:
– Надолго к командиру?
– Как начальство прикажет. Сам понимаешь, служба.