Совершенно секретное дело о ките (Повести и рассказы)

Мифтахутдинов Альберт Валеевич

— Новых плакатов нам не присылали, — ответил Кащеев. — Вон как авиация работает, непогода все время. Сначала надо важные грузы и людей.

— По нашему ведомству я кое-что привез, — и Пивень расстегнул портфель. Он достал оттуда пачку листовок, отпечатанных в районной типографии. — Вот, — и он протянул одну Кащееву.

На листовке был изображен убегающий белый медведь и охотник, у которого вместо ружья в руках был транспарант с крупными буквами:

«Будь медведю друг, а не враг.

Не убивай его просто так!»

— А как?

— Никак!

— Сами

сочинили? — спросил Кащеев.

— Сам, — скромно потупился Пивень.

«Д-да, — подумал Кащеев, — кажется, мне тут с ним скучно не будет…»

— А у меня есть и про китов, — и Пивень протянул еще одну листовку. На ней изображены были три кита, и все три перечеркнуты.

— Почему они зачеркнуты? — спросил Кащеев.

— Это киты, которых нельзя убивать. Голубой, горбатый и гренландский. Нельзя на них охотиться. Запрещено.

— А-а…

— Вот если забудете, кого нельзя убивать, запомните, три кита на букву «г» — горбач, гренландец и голубой. Три кита на букву «г»…

— Оставьте листовки, мы распространим. Проведем работу. Вникнем. А пока изучайте положение на местах. До свидания, у меня правление, — поднялся Кащеев.

Пивень тоже встал, пожал протянутую руку, но у двери задержался. Здесь была полка с изделиями из моржового клыка местных умельцев.

— Ваши? Местные?

Кащеев кивнул.

— Хорошие работы, — вертел в руках Пивень фигурку моржа. Поставил на место. Взял нож из кости, посмотрел, вернул. И тут его внимание привлек висящий в углу клинок.

— Ого! — подошел Пивень, но не рискнул брать в руки. На лезвии клинка у эфеса шла затейливая арабская вязь, и весь он отливал в ранних полярных сумерках вороненой сталью.

— В турпоездке приобрели, за границей?

— Ага, — кивнул Кащеев.

— Сразу видно… эх, — вздохнул Пивень, — умеют же там делать… дамасская сталь.

— Умеют, — вздохнул Кащеев, — дамасская сталь.

Он вспоминал, как стоял в пургу ночью в своей мастерской, колдовал над листом металла, а потом, когда клинок был готов, он выбивал на нем арабские буквы, глядя на фотографию, опубликованную в «Огоньке». Фоторепортаж был посвящен Турции, и, умей Пивень читать, он перевел бы надпись на клинке: «Шашлычная».

— Ну, так вы не забудьте, сказал Пивень, — три кита на букву «г». До свидания.

«Сам ты на букву «г», — устало подумал Иван Иванович, но вслух сказал:

— До свидания.

5

Конечно, никакого правления он и не думал собирать. Кащеев смотрел в окно и размышлял о том, что, несмотря на весну, светлый день все же короток. Вот и темнеет уже, и Иванов собирается домой. Надо бы посидеть за прощальным обедом, тем более что Алекс грозился такое смастерить, пальчики, мол, оближешь. Надо бы спешить, ни к чему в понедельник задерживаться на работе.

Кащеев оделся и вышел на улицу. Настроение у него было скверное, даже здороваться ни с кем не, хотелось.

Он

свернул с главной улицы и по тропинке, петляющей вдоль берега моря, прошмыгнул к дому.

Гости его уже отобедали, Иванов собирал рюкзак — газеты, журналы, письма, пришедшие еще в прошлом месяце, — их не могли доставить, несколько бутылок спирта на станции уже кончался, кое-какие консервы, цветную материю — подарок для Анастасии и так кое-что по мелочи. Рюкзак полон как раз, все вмещалось, руки будут свободными, и идти на лыжах удобно.

— Уже собираешься? — спросил Кащеев. — Подождал бы до завтра…

— Нет… Был на почте — на завтра плохой прогноз. А сегодня я как раз успею, ночь звездная. Запуржит — поверну. Если утром не выйду на связь — значит, в пути, смотрите сами.

— Понятно, — кивнул Кащеев, — А то взял бы каюра, хотя бы до долины…

— А что, это идея! — поддержал Алекс.

— Хорошо. Чего ж я сам не догадался? — улыбнулся Иванов.

Кащеев вышел на крыльцо, крикнул прохожего, что-то сказал ему, вернулся в дом.

— Скоро подойдет нарта… Давай еще по чайку, — предложил он.

Друзья сели за стол.

Но тут зазвонил телефон. Кащеев подошел к аппарату. Услышав голос в трубке, он улыбнулся:

— Ну, здравствуй, здравствуй. Рад слышать. Здоров ли?

— …здоров, — пророкотала Трубка, — неделю как из отпуска. У тебя-то как?

— Да никак. Вот весна ранняя, льды уходят.

— У нас тоже. Совсем море чистое. Сам думаю на охоту выйти…

Алекс Мурман догадался, что это звонил председатель соседнего колхоза. Совпадали погодные условия и слухи на почте. Кащеев же знал, что сосед зря не позвонит. С соседом они вечно состязались во всем, чего не найти ни в каких обязательствах, и эта добродушная гонка — кто впереди — сопровождалась взаимными подковырками, розыгрышами, пари и обильным застольем при встрече: старики любили друг друга.

— Начальство не тревожит? — спросил Кащеев.

— Нет, — засмеялась Трубка, — я с начальством дружу…

— А у меня тут этот, как его, Пивень…

— Федот Федотыч? — Трубка замолчала.

— Ну да. Федот, да, по-моему, не тот…

— Так его к вам перебросили? — в голосе Трубки сквозило неприкрытое ехидство.

— А ты его лично знаешь?

— Он в области где-то работал… вот его и повысили, — Трубка захохотала, — в район.

— Ничего, рано веселишься, он и к тебе приедет.

— У нас непогода, да и далече мы… Ты уж с ним сам управляйся.

— Он в основном не в свои дела…

— Административный зуд… не встречал, что ли?

— Так явно — впервые…

— Терпи, и дай бумаг ему побольше… бумаги он любит.

— Найдем бумаги, — вздохнул Кащеев, — найдем. А звонишь-то чего? Не морочь голову!

— Приглашаю!

— Куда?

— В гости к себе приглашаю, — весело орала Трубка.

— Зачем?

— На праздник кита!

— Что?!

— Мы кита наконец взяли! С чем тебя и поздравляю! Обошли мы вас на целый корпус!