Совершенный дар
Шрифт:
Лобисон снова почувствовал, как урчит в животе, на этот раз — в ответ на эти слова. Он посмотрел на Маннаро, на Романов.
— Что это такое? — спросил он и едва узнал свой голос в вылетевшем из глотки рычании. — Что со мной?
— Ну-у-у-у, дя-а-дя! — взвыла Романов, и вдруг Лобисон понял, что
Он рвался наброситься на нее, сорвать одежду, упиваться этим телом. Слюна хлестала изо рта. Никогда он не был так голоден, так заведен, так похотлив.
Дядя посмотрел на полную луну, потом снова на Романов.
— Скоро уже, Нери.
— Хочу-у-у-у! — вырвалось у нее из уст.
Это был почти вой, и этот вой отдался у Лобисона во всех костях. Он чуял ее запах, ее возбуждение, похоть, он хотел пировать, насыщать это резкое, пульсирующее желание, хотел взять то, что принадлежит ему, а она в эту ночь принадлежала только ему, и он возьмет ее, тут нет вариантов, да и никогда не было. Лобисон шагнул вперед, дыша тяжело и быстро, так близко, что мог ткнуться носом ей в горло, учуять запах бегущей под кожей крови, вцепиться зубами.
Маннаро посмотрел, как они стоят вплотную, и рассмеялся понимающим смехом, смехом приглашения во тьму.
— Растет племя. Кто мог знать? Дар продолжает приносить дары. — Он обернулся на главного детектива, который перехватил репортершу второго канала и отводил ее в другую строну. — Ладно, — сказал он. — Давай.
И все трое исчезли между деревьями — Лобисон пошел за ними двумя будто по велению инстинкта. Зрение вдруг стало таким острым, что поток впечатлений ошеломил его. На суку сидела сова, моргая мудрыми глазами. Притаился в ложбинке заяц, почти сливаясь белой шкуркой с окружающим снегом, но Лобисон
Маннаро понюхал воздух и взвыл. У этого грациозного черного волка клич оказался глубоким, проникновенным и повелительным, он дрожью отдался в черепе Лобисона, утопив в себе все другие звуки и ощущения. Повеление, которому нельзя было противиться.
И тут же ему ответила Романов, стоящая на четырех длинных изящных ногах, серебристая при луне. И этот вой разорвал на части все представления Лобисона о себе и его самого, а лунный свет выстроил его заново, в новое воплощение красоты, грации и голода.
Романов взвыла еще раз, долгим, злобным призывом желания. Опустив голову, она смотрела на Лобисона немигающими голубыми глазами.
Он посмотрел на нее в ответ, отзываясь на ее вой каждой косточкой и каждым сухожилием, каждым волоском покрывшей его серой шкуры. Он чуял ее запах, почти что ее вкус, соблазнительный, головокружительный запах ее мускуса. Он хотел ее так, как никогда не хотел никого, ничего, с той страстью дикаря, что гнала его, подобно демону, беспощадно, неустанно, неизбежно и непременно.
Она прыгнула на него, цапнула за плечо обжигающими зубами — и исчезла среди деревьев.
Ноздри Лобисона затопил запах его собственной крови, и волк пустился в бег за волчицей.