Советские партизаны. Мифы и реальность
Шрифт:
В документах Белорусского штаба партизанского движения можно найти кое-какую статистику. Например, сведения о том, что в 1941–1942 гг. советские партизаны убили на «временно оккупированной территории БССР» 4795 «полицейских и изменников родины», а за три первых месяца 1943 года — уже 8902! Кроме того, за год и 9 месяцев войны (июль 1941 — март 1943) еще 776 «изменников» они захватили в плен и тоже убили (казнили).
Неизвестно, сколько среди этих 14.473 человек было беларуских учителей, работников культуры, медработников, артистов, священников, просто национально сознательных граждан. Для профессиональных палачей — сотрудников органов НКВД — все они были только «лагерной пылью» (см. журнал
Займемся арифметикой. В БССР было 194 района. Если предположить (чтобы не обвиняли в «сгущении красок»), что средняя цифра для всех районов меньше чем в Слуцком районе в пять раз (205 чел.), уже получим 39.565 убитых за год «предателей». Добавим к ним 1024 «случаков». Выходит более 40,5 тысяч. В 1943 году, несомненно, жертв расправ было больше как минимум вдвое — около 80 тысяч. За 7 месяцев 1944 года — еще 40–45 тысяч. В итоге получаем не менее 160 тысяч жертв партизан. И это — по самому нижнему уровню. Вот с кем воевали советские партизаны — с нашим народом.
Цифры БШПД намного меньше, чем приведенные по Слуцкому району. Но все же поработаем и с ними. В 1941–1942 гг. — убиты 4795 человек; в 1943 году — 35.608 (8902 жертвы первого квартала умножим на 4); в 1944 году — 17804 (8902х2). Плюс к ним не менее 1164 казненных пленников (776х1,5). В сумме — 59.371 человек. Округленно — 60 тысяч. Эта цифра в несколько раз превышает число убитых военнослужащих Вермахта, войск СС, военной полиции, формирований союзников Германии.
С любой точки зрения выходит, что на первом месте для советских партизан была война с беларуским народом. Подробнее об этом — в заключительной части книги.
ЧАСТЬ IV. ПРЕСТУПЛЕНИЯ СОВЕТСКИХ ПАРТИЗАН
Коммунистические историки и ура-патриоты на протяжении семи десятилетий, прошедших после войны, изображают советских граждан, сражавшихся против немцев (неважно, в армии или за линией фронта) настоящими рыцарями.
А ведь эти граждане были в своем подавляющем большинстве людьми малообразованными, отличались крайне низким уровнем общей культуры [58] . Если справедливы высказывания философов и психологов о том, что современный человек — дикий зверь, скрывающийся под тонким слоем лака цивилизации, то у «человека советского» образца 1930-1940-х годов слой этот был исключительно тонким, зачастую он совпадал с животными инстинктами.
58
Малоизвестный факт: средний уровень общего образования секретарей райкомов партии по всему СССР осенью 1939 года составлял 4 класса начальной школы!
Дикие нравы большинства советских людей — тема, во все времена находившаяся под запретом. В современной России любые попытки такого анализа называют «русофобией». Там всерьез утверждают, что СССР (Россия) — это государство, которое было населено высокоморальными и культурными гражданами. Между тем прав Владимир Белинский, утверждающий на страницах своей книги «Страна Моксель» (Смоленск, 2009 г.), что если и была Россия когда-нибудь средоточием чего-либо, так только средоточием варварства. Советский режим это варварство многократно усилил, так как уничтожил столь мощные регуляторы поведения как веру в Бога и традиционную систему нравственных ценностей, созданную в сословном обществе.
Первое что бросается в глаза — идентичность поступков представителей советских вооруженных формирований (будь то регулярная армия или партизаны) вне зависимости от
«Победу красные отметили погромами местного польского населения и массовыми убийствами пленных. 18 августа /1920 г./ будущий писатель Исаак Бабель (1894–1940), служивший в 6-й кавдивизии, записывал в дневнике:
„Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных, Апанасенко (И.Р. Апанасенко, в 1920 году — командующий 6-й кавдивизией, будущий генерал армии. — Авт.) умывает руки. Шеко обмолвился — рубить, это сыграло ужасную роль. Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы… Ад.
Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают, Апанасенко — не трать патронов, зарежь. Апанасенко говорит всегда — сестру (медицинскую. — Авт.) зарезать, поляков зарезать… Сведения об обороне Львова — профессора, женщины, подростки. Апанасенко будет их резать — он ненавидит интеллигенцию“» (Тарас А.Е. Анатомия ненависти, с. 441–442).
Прошли два десятилетия. В СССР в 1941 году человек с семью классами образования встречался нечасто. Многие представители «совкового» общества, как только немцы сокрушили структуры советской власти, почуяли вседозволенность и словно сорвались с привязи.
Типичный случай привел в своей книге «Нябышына» Илья Копыл. В его родную деревню, где немцы за все время оккупации появились буквально два-три раза, повадились партизаны. Главной целью их визитов являлись продукты питания и самогон. Но, поскольку партизаны в своем большинстве были молодыми мужчинами, их интересовала еще и женская часть деревенского населения.
И вот во время одного из таких посещений деревни пьяный партизан явился в хату местного жителя Ильи Спиченка, где собралась несовершеннолетняя молодежь, и стал приставать к 17-летней Фане Пашевич. Когда та выразила возмущение, партизан выхватил пистолет и двумя выстрелами в упор убил девушку. Никакого наказания за это подлое преступление он не понес [59] .
59
Копыл I. Нябышына: Акупацыя вачыма падростка, с. 21.
О том, каких высот «морального самосознания» достигли одичавшие в лесах советские партизаны, вспоминал в своей книге Георгий Климов. Он, будучи капитаном РККА, летом 1944 года был послан в Ленинград на курсы усовершенствования командного состава. Вот что он там узнал:
«Вскоре после освобождения Ленинграда из кольца блокады в январе 1944 года в городе торжественным парадом было отмечено вступление партизан Ленинградской области. Через месяц в Ленинград с фронта были поспешно отозваны несколько спецбригад НКВД для разоружения расходившихся лесных вояк. Партизаны вели себя в городе, как завоеватели во вражеской крепости, и с пытающимися призвать их к порядку милиционерами разговаривали не иначе, как на языке ручных гранат и автоматных очередей. Милиционеров они считали своими потомственными врагами и открыто хвастались, кто сколько „лягашей“ уложил.
После разоружения всех партизан без особого шума загнали в телячьи вагоны и переправили в спецлагеря НКВД…» (Климов Г. Песнь победителя, с. 6–7).
Сподвижник Иосипа Броз Тито генерал Милован Джилас в 1945 году специально приехал в Москву для того, чтобы пожаловаться Сталину на бесчинства в Югославии советских солдат, пришедших «спасти братушек» от зверств нацистов (см. Б. Соколов. Красный колосс…, с. 186). Но реакция Сталина на демарш «югославского товарища» была совсем не такой, как тот ожидал: