Советский рассказ. Том второй
Шрифт:
— Мне положен месяц отпуска. Могу погулять.
— На гулянку, значит, приехал?
— От семьи не хотел отламываться, вот и приехал. Что я, в городе не заработал бы, что ли? Я, если хочешь знать, вдвое против тебя заработаю.
Он сидел, развалясь на стуле, и Луше было жалко его.
— Чаю хочешь? — спросила она.
— Что я, не видал чаю, что ли?
Потом он пил чай, а она смотрела на его русый вихор, торчащий на затылке. И вдруг ей до того захотелось пригладить этот вихор,
— Ну, допивай да ступай себе.
После этого он заходил еще раза два-три, уже трезвый, но так же долго пил чай и хвастался.
В деревне говорили: привораживает Луша парня. Считали годы — ему двадцать второй, ей — тридцатый. Сомнительно покачивали головами. А старик Гаврилов, видимо, на правах будущего свекра, перестал выходить на работу.
«Сама виновата, — грустно думала Луша. — Надо отваживать его».
И вскоре для этого представился случай.
Неожиданно приехал вновь назначенный главный инженер МТС с семьей. Квартиру подготовить еще не успели, и Луша предложила свою избу.
— Я домой только ночевать хожу, — сказала она. — Хозяйствуйте.
Инженер и жена его были люди пожилые, а сынок у них был четырехлетний — Светик.
В первый же вечер, придя домой, Луша не узнала своей горницы. Все переставлено, перепутано, стол застлан чужой скатертью, чужие вещи стояли на комоде.
Пришлось привыкать жить в собственном доме. Пришлось думать, где переодеваться, куда прятать от мужских глаз кое-какую одежду. Но эти неудобства не были неприятны Луше. Хоть ненадолго, а в доме появился хозяин.
Жене инженера было трудно. Она никогда не жила в деревце и боялась коров.
Кое-как приготовив обед, она садилась у окна и говорила устало:
— Хоть бы Филипп скорей приходил.
Когда приходил муж, она наливала ему суп, а сама садилась напротив и молча смотрела, как он ел. И Луша вспоминала, что совершенно так же смотрела на Сашу, когда он пил чай.
После обеда супруги разговаривали. Муж обычно был чем-нибудь недоволен и капризничал по пустякам.
Чтобы не мешать, Луша уходила к себе за перегородку, и ей казалось, что не у нее живут люди, а она снимает у них угол.
Саша заходить перестал, Луша видела его редко. Говорили, что он пытается ухаживать за Настенькой, но та не хочет встречаться с ним якобы потому, что боится Лушу. Впрочем, Луша обращала мало внимания на такие разговоры. Незаметно она втянулась в чужую семейную жизнь, заразилась чужими заботами, подружилась со Светиком и каждое утро приглаживала его жесткий вихор на затылке. Она любила стирать его одежду — маленькие штанишки, маленькие чулочки с петельками, маленькие лифчики — и обижалась, если мать стирала сама.
А когда у Светика заболел
Мать чаще прежнего смотрела в окно и говорила:
— Хоть бы Филипп скорей приходил.
И Луша вторила:
— Хотя бы Филипп Васильевич скорей приходил.
Вечером на эмтээсовском «газике» приезжал инженер, и хотя от него решительно никакой помощи не было, в избе становилось спокойней.
Недели через две на усадьбе МТС приготовили квартиру, и инженер уехал.
Луша пришла в опустевшую избу, вымыла блюдце, которое стояло вместо пепельницы, села на стул и заплакала громко, навзрыд, так что было слышно на улице.
Утром, проходя мимо риги, она увидела пухлого соседского мальчонку.
Сама не понимая, что с ней, она бросилась к нему и стала целовать до боли. Он заорал благим матом, вырвался и убежал.
Придя в себя, Луша испуганно оглянулась. Вокруг никого не было. Тогда она подумала, что мальчишка может рассказать родителям, и испугалась еще больше.
Днем в контору пришла мать пухлого мальчонки.
— Что же это! — закричала она. — Моего мужика в эмтээс не отпускаешь, а другие идут?!
У Луши отлегло от сердца.
— Кто идет? — спросила она.
— Да ты что, не знаешь? Сашка Гаврилов наниматься собрался.
На другой день Луша вызвала Сашу в правление.
— Ты что, в эмтээс хочешь подаваться? — спросила она.
— Еще не обдумал. Погляжу.
— Значит, так у тебя: только на родину вернулся — и снова бежать? Не пустим. Мужчины нам самим нужны, — и Луша внезапно покраснела. С ней этого давно не бывало, она удивилась и покраснела еще больше.
Саша внимательно смотрел на нее.
— Пиши заявление, — продолжала Луша, сторонясь его взгляда. — В колхоз примем. Строительной бригадой будешь заправлять.
— А что делать?
— Дел хватит. Вон скотный двор в Поповке весь в дырьях.
— Надо поглядеть, что за скотный двор.
— Была бы охота. Пойдем хоть сейчас, покажу.
— А может, вечером?
— Давай вечером. А то и мне недосуг: в Вознесенское надо, молотилку принимать… А когда вечером? — спросила Луша и снова покраснела.
— Часов эдак в семь.
— Давай в семь, — быстро согласилась она, со смятением чувствуя, что деловой разговор, помимо ее воли, превращается в назначение свидания.
— К тебе приходить? — спросил Саша.
— Зачем ко мне? — Луша строго сдвинула брови. — Я буду здесь, в правлении.
— Как хочешь, — согласился Саша.
— А то давай так: выходи на развилок и жди. Я пойду из Вознесенского прямо в Поповку. На развилке и встретимся. Чего мне попусту сюда заходить.