Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи

Медведев Рой Александрович

Были сняты многие, хотя и далеко не все ограничения на право купли-продажи частных домов в сельской местности и в пригородных районах. Еще во времена Н.С. Хрущева были приняты законы, по которым жители городов имели право владеть только одним жилищем – квартирой или домом. Право на приобретение дачи или дома в пригороде было очень большой привилегией для немногих. Опустевшие по разным причинам дома в ближнем и дальнем Подмосковье переходили к наследникам, которые имели право продать их не жителям Москвы, а только не имеющим жилья жителям Подмосковья. К началу 1988 г. в Московской области стояли пустыми или даже полуразрушенными более 35 тысяч домов. Только теперь жителям Москвы предоставили право покупать дома и дачи в Подмосковье и иметь, таким образом, дополнительное жилье.

Постепенно расширялись права промышленных предприятий; на этот счет один за другим были приняты несколько законов. Многие предприятия переводились на почти полный хозяйственный расчет и самофинансирование. Не повсеместно, но все же на многих предприятиях в порядке эксперимента было рекомендовано провести открытый и гласный подбор хозяйственных руководителей с последующими выборами директора завода, фабрики, комбината. Уже первый закон о предприятиях, принятый после оживленного, но хаотичного и поспешного обсуждения, вызвал множество последствий, как позитивных, так и негативных, и было очень трудно вывести какой-то общий его результат. Получив довольно большую самостоятельность, предприятия сразу же сократили производство относительно более дешевой продукции,

увеличили фонды оплаты труда, а также цены на многие виды своей продукции, которая пользовалась повышенным спросом. Это было естественным и вполне предсказуемым результатом предоставления права коллективам предприятий бесконтрольно распоряжаться государственными, т.е. «чужими», деньгами. С такими же результатами сталкивались еще югославские реформаторы, стремившиеся перевести все свои главные предприятия на самоуправление и не слишком преуспевшие в этом. При всех разговорах о самостоятельности и коммерциализации предприятий реальной самостоятельности не было, так как вышестоящие ведомства сохранили за собой право размещать на заводах и фабриках государственный заказ в размере до 100% объема выпускаемой продукции. Разница с прежней системой планирования заключалась лишь в том, что ресурсы по госзаказам в централизованном порядке теперь не распределялись. И по смыслу, и по букве нового закона о государственных предприятиях наибольшие права на этих предприятиях получал трудовой коллектив. В законе было прямо сказано, что «на государственном предприятии трудовой коллектив использует общенародную собственность как хозяин». Однако было не ясно, каким образом и с помощью каких средств и каких юридических норм трудовой коллектив может осуществлять эти права. Что делать, если важный для данного предприятия вопрос надо решить быстро, а на предприятии трудятся 30 тысяч человек? «Права есть! – писал один из советских профсоюзных лидеров. – Но как их реализовать?» Ни практический опыт, ни наука, ни текст закона не давали ответа на большую часть возникавших проблем. «Реформа или пародия на нее?» – задавался вопросом экономист Павел Бунич [45] .

45

Московские новости. 4 октября 1987 г.

Закон СССР о государственном предприятии (объединении) был принят Верховным Советом СССР 30 июня 1987 г. Он вступил в действие с 1 января 1988 г. Предполагалось, что в 1988 г. закон будет распространен на 50% предприятий, а в 1989 г. – на остальные. Однако реальные попытки начать работу по-новому были предприняты не более чем на 5 или 10% предприятий. Некоторые из публицистов и историков 1990-х гг. называли данный закон одной из главных причин распада СССР. Анатолий Уткин писал на этот счет: «В ажиотажной обстановке 1988 г. Закон о государственных предприятиях был принят в качестве обязательного на всей территории страны. Идея была простой: каждое предприятие, большое или малое, получало права распоряжения своим бюджетным фондом, что должно было, по мысли реформаторов, повести к более эффективному строительству каждым предприятием своего производства. Но вышла ошибка психологического характера. Не заботясь о неведомом будущем, советские хозяйственники начали процесс удорожания своей продукции, за которым следовало увеличение зарплат без обновления и реструктурирования производства, улучшения качества труда и продукции. Эйфория оказалась короткой. Финансово-промышленные руководители в Москве запаниковали, но было поздно. Да и невозможно было уже представить, что Горбачев свернет свою главную экономическую реформу. Не тот это был человек, чтобы прилюдно признать ошибку. Предоставленные себе, хозяйственники вышли из-под партийно-государственного контроля, сокрушив коммунистическую систему де-факто еще до того, как была продумана реальная альтернатива» [46] . Это ложная картина. Процессов, о которых писал А. Уткин, просто не было. Закон о государственном предприятии не был реализован: он забуксовал еще в 1988 г., а в 1989 г. потерпел фиаско. К концу 1989 г. об этом законе просто перестали вспоминать. Процесс даже «не пошел». В СССР в то время не было инфраструктуры, которая позволила бы предприятиям отправляться в «свободное плавание». Не было посреднических организаций, товарно-сырьевых бирж, не было банков, которые могли бы наладить механизмы закупок сырья и сбыта продукции, получения кредитов и инвестиций. Директора предприятий предпочли не рисковать, стараясь в первую очередь получить по максимуму госзаказ, который служил им гарантией и снабжения, и сбыта. Рыночная система гораздо сложнее системы государственного управления. К тому же рынок не отменяет государственного регулирования, которое должно принимать в расчет интересы всего общества, включая и интересы будущих поколений. В конечном счете Закон о государственном предприятии не улучшил, а ухудшил работу как отдельных предприятий, так и всей системы советского народного хозяйства. Увеличился и дефицит нужных населению страны товаров и услуг, но также и инфляция. Это было результатом чрезмерно поспешного и непродуманного реформирования.

46

На перепутье.М., 1999. С. 205—206.

Не были успешными и попытки создания совместных с западными фирмами предприятий. Такие предприятия возникли только в экспериментальном варианте – в Москве, в Эстонии, в Иркутске. Московские станкостроители попытались наладить совместную работу с германскими станкостроителями, эстонские текстильщики и фармацевты попытались наладить сотрудничество с финскими фирмами. Лесопромышленные предприятия Иркутской области создали несколько предприятий по производству пиломатериалов совместно с одной из крупных японских фирм.

К экономическим начинаниям 1987 – 1988 гг. следует отнести и всеобщее увлечение кооперативами. Крупные и уже сложившиеся в рамках административно-командной системы предприятия изменять и реформировать оказалось слишком трудно. Другое дело кооперативы, которые имели в нашей стране столетнюю историю, но влачили теперь жалкое существование. Речь в данном случае идет не о колхозах, многие из которых не только управлялись как государственные аграрные предприятия, но и формально были реорганизованы в совхозы. Я имею в виду промысловую и торговую кооперацию, которая довольно быстро развивалась еще в годы НЭПа. Это развитие было сильно ограничено в 30 – 40-е гг. Но уже в 1950 – 1955 гг. промысловая и сбытовая кооперация начала опять быстро развиваться. На конец 50-х гг. в СССР насчитывалось более 60 тысяч различных предприятий промысловой кооперации, на которых было занято более двух миллионов человек. Однако в 1960 г. по инициативе Н.С. Хрущева началось ограничение, а потом и фактическая ликвидация кооперативной собственности. Колхозы было предложено перевести на статус совхозов, была фактически прекращена и деятельность промысловой кооперации [47] .

47

Экономические науки.1987. № 9. С. 25.

Выступления в поддержку кооперативных форм собственности и в сельском хозяйстве, и в промышленности, а также в сфере услуг начались еще в 1986 г., в том числе и на XXVII съезде КПСС. В этом же году начали возникать и первые еще достаточно примитивные кооперативы – небольшие пошивочные мастерские, мастерские по ремонту бытовой техники и др. В 1987 г. развитие кооперативов ускорилось. За год в СССР было создано около 15 тысяч кооперативов,

которые работали в производстве товаров народного потребления, в торговле, в общественном питании и в сфере услуг. Это движение получило поддержку руководства правительства и партии. На 4-м Всесоюзном съезде колхозников в марте 1988 г. Михаил Горбачев выступил с речью, которая при публикации получила заголовок: «Потенциал кооперации – делу перестройки». Сам этот съезд должен был служить поддержкой кооперативных форм собственности – колхозов в деревне осталось гораздо меньше, чем совхозов. Большим энтузиастом кооперативов стал и премьер Николай Рыжков. Он активно поддержал, в частности, большую клинику-институт по лечению глазных болезней, которая была создана врачом-офтальмологом Святославом Федоровым на основе принципов самоуправления и коллективно-кооперативной собственности. Именно Н. Рыжков в мае 1988 г. делал доклад о развитии кооперации в СССР на сессии Верховного Совета СССР, которая после недолгого обсуждения приняла 26 мая 1987 г. Закон «О кооперации в СССР», определявший место кооперации в экономике страны, принципы и формы деятельности кооперативов.

В 1988 г. кооперативы возникали везде как грибы после дождя. Их численность превысила 100 тысяч, а к концу 1989 г. приблизилась к 200 тысячам. К концу 1990 г. в кооперативах работало около 3 млн. человек, и они производили продукции более чем на 60 млрд. рублей [48] . Многие из олигархов 1990-х гг. начинали свой бизнес именно в кооперативах. Очень много кооперативов возникло в сфере общественного питания, в строительном бизнесе, в торговле, в издательском деле. Даже государство попыталось создать несколько сот кооперативов – для продажи отходов, устаревшей самолетной и военной техники, в том числе и за границу. Однако общих проблем советской экономики кооперативы решить не могли. Даже в самом лучшем для них 1990 г. кооперативы давали не более 3 – 4% всей промышленной продукции СССР и в них было занято около 2% всего экономически активного населения страны.

48

Экономика и жизнь.1991. № 20. С. 12; 1991. № 43. С. 8.

Говоря о положении дел в сельском хозяйстве, Михаил Горбачев явно отдавал предпочтение колхозам над совхозами. Но он был готов поддержать и некоторые новые формы ведения дел в сельском хозяйстве. Еще в своем докладе на XXVII съезде КПСС М. Горбачев говорил о необходимости развивать в деревне все виды подряда, включая коллективный, семейный и личный. Речь шла о передаче части колхозной или совхозной земли в аренду какому-то коллективу, семье или отдельному фермеру, которые могли бы эту землю более продуктивно использовать. При этом после уплаты аренды или налога новые подрядчики могли свободно распоряжаться плодами своего труда. Сам М. Горбачев опирался в данном случае на опыт корейских овощеводческих хозяйств, который он знал и поощрял в своем Ставропольском крае. Этот опыт слабо распространялся в других областях и краях, и его противники говорили и писали о «прудонистском уклоне» или о «советской столыпинской реформе». Но теперь критика смолкла, ибо надо было поднимать сельское хозяйство всеми возможными способами. Оно топталось на месте уже не одно десятилетие. Страна должна была расходовать ежегодно миллиарды долларов на покупку продукции американских, канадских, европейских, аргентинских и австралийских ферм. Но даже и это не могло избавить советские промышленные центры от постоянного и мучительного для населения дефицита продовольствия. Именно в эти годы некоторые из энтузиастов стали выступать за массированный переход советского сельского хозяйства на фермерские формы хозяйствования. За новую аграрную реформу выступали и академик ВАСХНИЛ В. Тихонов, и писатели А. Ананьев и Ю. Черниченко, и доктор экономических наук В. Узун. «Что же все-таки нужно стране, чтобы получить достаток и раз и навсегда прекратить разговор о хлебе и мясе? – писал Анатолий Ананьев. – Нужен советский фермер. Дайте крестьянину землю, чтобы он сам на ней поставил для себя дом и корнями врос в нее, дайте первоначальную и на льготных условиях ссуду и то, из чего строить – материалы. Пусть он поставит себе усадьбу, где под навесом и в добротном рабочем состоянии держался бы инвентарь и машины. И не надо бояться здесь частной собственности, ибо накопление капитала, в том числе и государственного, зависит от состояния и жизнеспособности крестьянской семьи, мужика, деревни. Дайте нашему крестьянину обустроиться на земле, обосноваться и врасти в нее корнями. В наследство он будет передавать не только дом и всякое иное движимое и недвижимое имущество, но также мастерство хлебороба, привязанность к земле и понимание ее. На земле, знаю, разбогатеть нельзя. Но жить в достатке и удовлетворении можно. Можно созидательным и основательным трудом накапливать ценности, из которых в конечном итоге и складывается экономическое и духовное богатство страны» [49] . Для условий и обстановки конца 1980-х гг. это была, конечно, утопия, ибо для создания крепкого фермерского сословия на советских просторах были необходимы десятилетия. Отдельные фермеры-энтузиасты появились в СССР в 1987 – 1988 гг., и печать активно поддерживала их. Несколько ферм возникло в Московской области, в Поволжье, в Архангельской области. Но даже и через несколько лет фермерский сектор давал стране не более 2% от общего объема сельскохозяйственной продукции.

49

Литературная газета. 21 сентября 1988 г.

О состоянии дел в советской экономической науке

Положение дел в советской экономике 1980-х гг. и явный кризис советской модели социализма в целом были сильным ударом и по всей идеологической надстройке советского общества, которая включала в себя как общую концепцию социализма и капитализма, или историю КПСС, так и советскую политэкономию.

Марксистская политическая экономия начиналась в XIX веке как наука, и она достаточно точно и адекватно отражала реальную действительность европейского капиталистического общества. Марксистские концепции движущих сил и классов капиталистического общества, истории и истоков этого общества, предшествующих ему экономических формаций, природы и сущности капиталистической эксплуатации, возникновения частной собственности и товарно-денежных отношений, противоречий и кризисов капиталистической экономики, – все это подкреплялось солидным и убедительным анализом. Именно научность и адекватность марксизма стали причиной его успеха и как политической идеологии. Однако, становясь частью политической идеологии, марксизм стал довольно быстро утрачивать свои качества строгой научности. Научные дисциплины и идеологические доктрины развиваются по разным правилам и законам. Утверждение о научности марксизма в XX веке было по большей части просто лозунгом, ибо марксизм, а также марксистская политэкономия были все менее и менее способны объяснить реальные процессы экономического развития в мире, которые происходили отнюдь не в соответствии с марксистскими догмами.

В конце XIX и в самом начале XX века В.И. Ленин попытался нарисовать картину развития капитализма в России. Он внимательно следил и за теми глобальными изменениями, которые происходили перед Первой мировой войной в мире капитализма. Многие предсказания В.И. Ленина относительно общего кризиса капитализма и империализма, относительно неравномерности развития капиталистических стран, а также судеб колониального мира и другие сбылись с большой точностью. Однако никто даже из самых известных теоретиков марксизма и ленинизма не смог предсказать пути развития капиталистического мира во второй половине XX века. Политическая экономия капитализма в эти десятилетия все более и более утрачивала черты научной доктрины и не могла адекватно отразить и объяснить реальности капиталистического мира и все более глобальной рыночной экономики.