Советско-финская война

Энгл Элоиза

В таких регионах люди бы никогда не смогли справиться со всеми тяготами жизни и климата, не обладая отличительной чертой, зовущейся по-фински sisu, что в вольном переводе означает "мужество". Эта местность наделила жителей севера Финляндии нечеловеческим упорством, долготерпением и храбростью, сделав похожими на ту землю, на которой они живут. Sisuв сочетании с жестокостью, которой финны наделены в той же степени, что и добротой, всегда делала из них опасных противников на войне. Теперь, когда русские вторглись, чтобы захватить их страну, финны стали отождествлять себя с родной землей настолько, что скорее готовы были умереть, чем лишиться ее.

Жители Северной Финляндии вставали на лыжи маленькими детьми. Они любили свою дикую землю всю свою жизнь;

мало кому из них случалось уезжать более чем на несколько миль от места, где они родились. Юношами они играли в игру, называющуюся suunnistaminen, или ориентирование в лесу. Школьникам выдавали компас и список контрольных пунктов в лесу, куда они должны были прибыть в указанное время. Скрывающиеся за стволами деревьев инструкторы проверяли, действительно ли юные финны находили положенные пункты. Эти северные жители были истинными знатоками свой дикой земли, и тактика их действий в войне строилась на простом вопросе: "Зачем выходить в открытое поле и становиться мишенью для врага, когда можно находиться под защитой леса?"

20 русских дивизий, как обычно, "клином" наступающих на север, отнюдь не испытывали восхищения от красот замерзших озер и густых лесов. Большинство из них за 11 дней прошли маршем почти 200 миль от Мурманской железной дороги, потеряв часть личного состава, получившего обморожения. Солдатам редко случалось иметь крышу над головой, а вечерами приходилось заниматься поиском сухих дров для костра. Обычно они большими группами размещались у костра, подставив один бок огню, а другой — морозу. Когда они пересекли границу Финляндии, то лишились даже этой "роскоши".

В тактическом плане эти дивизии рассчитывали собрать свои силы, выдвигающиеся с разных направлений, и по достижении исходной точки продвигаться на запад, используя развитую дорожную сеть внутренних райнов Финляндии. Когда все силы окажутся собранными в единый кулак, предполагалось, что всякое сопротивление будет подавлено.

План представлялся выполнимым, пока они не перешли границу и не столкнулись с проблемами, не предусмотренными их тактическими схемами ведения боевых действий. Снежные заносы высотой от трех до семи футов вынуждали их направлять в наряд группы численностью в 20–30 человек для утаптывания снега, чтобы могла пройти техника. Еще большим злом были не полностью замерзшие болота под снегом. Стоило солдату днем наступить в жидкую грязь, и он полностью промокал, а ночью мороз усиливался. Для прохождения тяжелой техники русские придумали "топчущие наряды", куда входили 30 лыжников, за которыми следовали 200 солдат в тяжелых сапогах. Большую часть времени они разгребали с дороги снег; крайне медленный и унижающий достоинство процесс, усугублявший состояние и без того измотанных солдат и офицеров.

Колонны на маршрутах следования растягивались на 18–25 миль, впереди находилась дивизионная разведка (авангард), затем передовые подразделения (резерв авангарда), за которыми следовали передовые части (полк с полевой артиллерией), после них имевший в своем составе порядка 50 танков танковый батальон и вспомогательные подразделения и, наконец, основные силы, состоящие из двух полков и батарей полевой артиллерии. Этим напоминающим извивающихся змей колоннам полагалось иметь охранение с флангов дозорами, продвигающимися по параллельным дорогам на удалении 2–3 миль. Очевидно, от советской разведки не было получено нужных сведений; дороги в этой части страны отстоят друг от друга на 30–40 миль, и потому охранение находилось на удалении всего нескольких сотен ярдов от основной колонны.

На границе передовые части наступающих встретили лишь слабое сопротивление пограничных дозоров и мелких отрядов, которые отвлекали и время от времени беспокоили их. Наступающие не обнаружили противотанковых заграждений, как на линии Маннергейма в Карелии, не угрожали медленному продвижению колонн и другие средства борьбы с танками. Они могли ликовать, но им было не до того. Вокруг них в молчаливых лесах таилась "белая смерть", и никто, из страха сгинуть навсегда в этих чащах, не осмеливался покидать дорогу, где находился под защитой артиллерии. Эти не имевшие лыж войска были абсолютно не приспособлены для действий в дикой лесистой местности; без компасов или других средств ориентирования пешие солдаты плохо себе представляли свое местонахождение на этой странной, мрачной земле.

Зловещая

тишина длилась недолго. Вскоре дороги, которые русские из соображений безопасности боялись покидать, превратились для них в замерзшие кладбища, ибо финские патрули поодиночке или небольшими группами начали наносить им смертельные удары во время привалов. Появляясь ниоткуда на лыжах и в белых маскировочных халатах, они терзали фланги наступающих русских в полной уверенности, что противник единовременно способен выделить лишь небольшие силы для настоящего боя. Использующие партизанскую тактику финны также знали, что танки, артиллерия и авиация в лесах практически бесполезны.

Даже те дивизии, которым повезло найти оставшиеся целыми дома финнов, навлекали на себя беду, когда пытались устроить в них свои штабы. Патрульный Тойво Марттинен описывает произошедшее в деревне Айттийоки.

Основной план обороны финнов к северу от Ладожского озера заключался в том, чтобы остановить противника на линии Кителя — озеро Сиски. Одновременно, в случае необходимости, русские должны были быть остановлены на эшелонированных оборонительных позициях в районе Суоярви

В предрассветной темноте он вместе со своими товарищами стоял на лыжах, оперевшись на палки, и ждал. Лейтенант Перьяла, медленно проехав на лыжах перед строем бойцов, остановился перед ним. Борода лейтенанта покрылась корочкой льда, под ремнями у него на груди были пистолет и планшет с картой. Он прошептал на ухо Марттинену:

— Так это твоя родная деревня. Ты знаешь этот район… противник устроил штаб в крайнем слева доме.

Марттинен кивнул:

— Это — мой дом.

— Мы тайком проберемся к дому и уничтожим столько врагов, сколько сумеем. У нас приказ сжечь этот дом вместе с остальными. Но штаб — важнее всего. Мы с тобой пойдем первыми, — сказал лейтенант.

Марттинен продолжает свой рассказ:

"Я нагнулся проверить крепления лыж, снял автомат с предохранителя и повесил его на грудь. Затем, миновав баню, где я столько раз мылся, мы быстро направились на лыжах к моему дому. Вокруг дома лежал свежевыпавший снег. Сквозь окно я заметил огарок свечи и коробок спичек; чувствовался запах древесного угля и подгнивших березовых веников.

Мы остановились и издалека осмотрели здание. Было тихо, только из сарая доносился стук лошадиных копыт. Лейтенант схватил меня за руку и указал на стоящего в тени у входа в дом часового. Он был вооружен автоматической винтовкой, во дворе находились несколько составленных из винтовок пирамид, давших нам понять, что по меньшей мере взвод солдат находится в доме.

Я отдал автомат лейтенанту, вытащил свой пистолет и расстегнул крепления лыж. Часовой направился в нашу сторону, и я замер. Он нас не заметил, и мы поползли по снегу, как я это делал в детстве, играя в войну. Я чувствовал, как от страха по спине у меня катится пот, и старался не дышать, потому что находился прямо позади часового.

Медленно поднявшись с земли, я схватил его сзади за шею и ударил по голове пистолетом. После этого мы быстро втащили его в небольшой проем между домом и сараем.

Лейтенант подал сигнал остальным окружить здание; были розданы ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью… я незаметно пробрался на крыльцо, где почувствовал странный запах. Бросая гранаты и бутылки с зажигательной смесью в кухню, мы слышали, как храпят спящие в доме люди. Не успели мы покинуть крыльцо, как раздались взрывы, языки пламени вырывались из окон. Послышались громкие крики, кое-кто пытался вырваться из горящего дома, но попадал под смертоносный огонь.

Я добрался до своих лыж и направился в лес, пули свистели у меня над головой… я заметил поленницу дров, которые нарубил осенью, и вспомнил, как ел свой обед рядом с этой поленницей… я ехал на лыжах и вспоминал свое детство, едва замечая оставленный кем-то кровавый след, по которому я ориентировался… раненого тащили на небольших санях" [32] .

32

Рассказ основан на событиях, описанных в "Miesten Kertomaa" (Хельсинки, 1967).