Совместимая несовместимость
Шрифт:
— Надо же, порезался, — удивился он, с досадой разглядывая царапину.
— Как ты умудрился? Платок у тебя есть? — вдруг забеспокоился Мишка.
И стал сосредоточенно шарить по карманам в поисках платка.
В это время Варвара со словами: «Это, наверное, об мидию — их здесь полно на камнях, и они очень острые!» — ловко перепрыгивая с камня на камень, снова добралась до моря, нагнулась, пошарила в воде рукой и направилась к Ивану, неся в ладонях пучок рыжих склизких водорослей.
— Вот, нужно приложить.
— Да не надо, — неуверенно запротестовал он, — может, само отвалится?
— Нет, я должна была тебя предупредить — здесь надо быть очень осторожным! Проход, конечно, неудобный, потому здесь отдыхающие и не купаются — только местные или приблудные дикари... Зато вода здесь самая чистая...
Все это она шептала скороговоркой, присев на низкий камень, и настойчиво порывалась приложить к царапине «природный» компресс.
— Спасибо.
После минуты упрямой, молчаливой борьбы он все-таки перехватил ее руку и решительно отобрал мокрый, лохматый комок водорослей.
— Не надо.
Грубость тона частично оправдывалась его положением — он чувствовал себя неудобно, видя ее так близко, склоненную над его ногами, и остро сознавая свою пингвинью неуклюжесть. Да что там говорить, он чувствовал себя просто ужасно, беспомощно сидя перед ней в мокрых трусах.
Последней каплей стала ее грудь — довольно небольшая, но на ее хрупком торсе кажущаяся слишком тяжелой, она вызывала почти непреодолимое желание как можно быстрее протянуть к ней руки, чтобы поддержать, немного приподняв в ладонях...
— Нет, надо!
Он понял, что она не отстанет, и, покорившись, прижал к ноге холодные водоросли.
От примочки ногу сразу сильнее защипало, но он упорно прижимал руку к ране, желая только, чтобы Варвара поскорее отошла на некоторое расстояние, перестала смотреть так сочувственно и заботливо на его ноги или хотя бы встала.
Иван поморщился от досады.
— Больно? — Ее участливый взгляд заставил его улыбнуться.
— Не очень...
— Ну, что у вас там?
Слава богу, Мишка наконец, подошел и горой навис над ними, заслонив собой солнце. Варваре пришлось потесниться.
— У-у! Рваная рана.
Поставив диагноз, он протянул Ивану носовой платок.
— На, привяжи, что ли, эту гадость, — посоветовал он.
Забота в его голосе не скрывала маски глумливого любопытства, появившейся на лице. Он уже давно держал в руке платок, но не очень-то торопился его отдать — его явно позабавила только что разыгранная перед ним сценка, которую он наблюдал, молча стоя рядом.
— Да прошло уже все, не нужно...
Иван отбросил траву, но кровь все еще не остановилась, и он перевязал ногу.
— Спасибо, — опять сказал он.
— Не за что, — ответил Мишка и сунул в рот Ивану зажженную сигарету.
За этой суетой Иван не заметил, как перестал мерзнуть.
Ветер
Одевшись и закурив, он с радостью смирился и с порезанной ногой, и с мокрым пятном, постепенно проступавшим на джинсах на самом интересном месте.
Варваре в этом смысле было проще. Она быстро стянула мокрый купальник из-под длинной широкой юбки — и все.
ГЛАВА 17
Когда в тот вечер Иван доковылял до дома, поддерживаемый то Мишкой, то каменными парапетами, женщины окружили его заботой — рана была обработана по всем правилам медицины. Ему даже попытались всучить какую-то таблетку, но тут уж он уперся...
Потом они провожали солнце на балконе. Боль уже утихала, в руках у него был стакан с теплым козьим молоком. Иван находился на верху блаженства.
— Я люблю только определенное кино... Такое, где красивые интерьеры, мягкий климат, роскошная природа — солнце, море, зелень... И среди всего этого происходит драма, раскрываются ужасные тайны, кипят страсти! Или наоборот — когда в суровой обстановке, в грубых декорациях — уют, счастье, сказка... — Варвара пространно, старательно отвечала на его вопрос.
— Любишь контрасты?
— Да. А когда наоборот — не люблю. Потому что тогда получается либо беспросветный мрак, либо розовые сопли.
— Ну а театр тебе чем не угодил? Театр ты тоже не любишь?
— Любила... когда-то.
— Любила, а теперь не любишь? Почему?
— Сама бы хотела понять причину... Будь я постарше, я бы, наверное, подумала, что дело во мне. Мол, старость пришла, — очарование куда-то делось, и все такое. Но к сожалению, похоже, что дело не в этом.
— А в чем?
— Да кто его знает — в чем?! Вам это лучше знать...
Иван ничего не ответил — он в это время пил молоко. Но брови его удивленно поползли вверх, и тогда она начала объяснять:
— Ну вот, например, как последний раз я пошла в театр: пьеса шикарная, и спектакль прекрасный, я это точно знала — уже давно идет, проверенный... Ну так вот... Играют всего три актера — двое мужчин и одна женщина... Зальчик маленький, спектакль камерный, играют хорошо, не халтурят, хоть уже и не горят... Но от этого не хуже...
— Ну и?
— Ну и... Кончается спектакль — я плачу, потому что невозможно не плакать, многие, смотрю, тоже, овация. Жду, когда выйдут артисты — я больше всего люблю этот момент благодарности... И вдруг...