Совок 4
Шрифт:
— Здравствуй, Сергей! — ответил на мое приветствие дед, — Что там у вас происходит? — как всегда с полнейшим безразличием поинтересовался лампасоносный мудрец.
Обстоятельно и со всеми подробностями я поведал о всей надводной части крамольного информационного айсберга относительно погибели полковника Мелентьева. Включая и те знания, которые только-что получил от Стаса.
— Скажи мне, Сергей, как ты сам считаешь, от чего умер Аркадий? — как-то совсем уж безразличным тоном задал мне вопрос московский генерал, — Ты сам-то веришь в его самоубийство?
—
— Вот и я не верю, что Аркадий настолько застыдился своих поступков, что решился на самоубийство, — озвучил свои раздумья мудрый генерал, — Не тот он человек, чтобы так вот до смерти совеститься. Если появится информация, сразу звони!
— Понял, Григорий Трофимович! До свидания! — попрощался я, испытывая огромное облегчение от того, что разговор закончился.
Выйдя на улицу, вдохнул полной грудью весеннего воздуха и поморщился. Ребра с левой стороны напомнили о совсем недавнем и недружественном соприкосновении с ботинком покойного полковника Мелентьева. Что ж, рано пока еще дышать мне полной грудью. И это плохо. Но Аркадий Семенович никогда уже не пнёт меня по ребрам. И вот это хорошо. Очень хорошо!
Нужный кабинет в Октябрьской прокуратуре я нашел на втором этаже. Добросовестно постучав костяшками пальцев по двери, я толкнул ее и вошел вовнутрь. А войдя, неприятно удивился. За единственным столом в помещении важно восседала Злочевская Анька.
— Ну здравствуй, Корнеев! — без малейших признаков вегетарианства во взоре, хищно улыбнулась мне бывшая пассия моего донора, — А ведь я тебе говорила, что мы еще с тобой встретимся! — глаза Анюты лучились счастьем.
— Эх, Нюра, Нюра! — грустно покачал я головой, с мягким укором глядя в глаза недоброй девице, — Вижу, и впрямь, разлюбила ты меня! Разлюбила и бросила. А теперь еще и под каток закона мою несчастную голову пристроить намереваешься! Хорошо ли это, а, Нюра?
Злочевская начала в исступлении хапать ртом воздух. Похоже что-то в моих словах ее не на шутку возмутило.
— Ты скотина и мерзавец, Корнеев! — косо зыркая на дверь, свистящим шепотом и с искрящимися ненавистью глазами, сообщила мне Анна. — И не смей называть меня Нюркой! Сто раз тебе об этом уже говорила!
— Как скажешь, Нюра! С кем угодно спорил бы, а с тобой не смею, уж больно ты собой хороша! — почти не сгущая красок, выдал я комплимент помощнику прокурора, — Жаль, что ты меня бросила! Ты представь только, какие славные детишки у нас с тобой были бы! Ты красивая, а я, мало того, что чертовски хорош собой, так еще и ужас, какой умный! Эх, Нюра, поспешила ты!
— Замолчи, мерзавец! — не удержалась и в полный голос взвизгнула прокурорская помощница, — Никакая я тебе не Нюрка! И это
Эти частности мне знакомы не были. Но, судя по жару, с которым взялась подвергать меня остракизму Злочевская, основания у нее для этого были. Похоже, что не всегда и не во всём мой донор был прав в отношениях с барышнями. Но так получилось, что теперь его косяки повисли на мне. Оно бы всё ничего, но конкретно этот косяк особенно нехорош. Иметь лютого врага в лице помощника прокурора в районе, где ты есть милицейский следователь, это не шибко хорошо. Сейчас-то я выкручусь, а вот потом…
— Влип ты, Корнеев! — вернула меня в действительность мамзель Злочевская, — Жалоба на тебя коллективная. Очень нехорошая жалоба! Боюсь, одним увольнением ты тут не отделаешься! — мне показалось, что голосе Аньки промелькнули нотки сочувствия.
— А что за жалоба такая, любовь моя? — состроил я обеспокоенность на лице, — Ты бы ознакомила меня с ней?
— Еще чего! — строго посмотрела на меня служительница надзирающего органа. Потом подумала и выдернув из-под скрепки какие-то листочки, сунула мне две исписанные бумажки, — Ладно, на, читай!
Я взял в руки знакомые пасквили на самого себя, которые не так давно сам же и надиктовал маман и дочке Котенёвым, а также Евдокии Печенкиной.
— И в чем тут сложность, прелестница Анюта? — сделал я удивлёнными свои глаза, — Опроси меня, да и дай им ответ, что изложенные в жалобе факты не подтвердились! — простодушно посоветовал я Злочевской.
— Ага! — возмущенно воскликнула Нюрка, — Как у тебя все просто! А то что копию этой жалобы они в обком партии отправили, это ничего?! Да ты мне скажи спасибо, что я тебя сначала вызвала, а не их!
Я оценил благородство Злочевской. Действительно, такой ее подход мне на руку. Видно степень лютости по отношению ко мне у неё пока не зашкаливает.
— Твоя проблема, Корнеев, в том, что эта жалоба на личном контроле у прокурора области! И еще в обкоме! — Анька протянула мне квадрат плотной бумаги с надписью поверху «Личный контроль». — Никак не получится эту жалобу по-тихому на тормозах спустить! — теперь уже не скрывая жалости, смотрела на меня бывшая подружка.
— Ань, не надо ничего на тормозах спускать! И, тем более, по-тихому. Я тебя очень прошу! — приложил я руку к сердцу. — Ты, главное, проведи проверку со всей объективностью. И я тебя еще сильней любить стану! Хотя, куда уж сильней.. — обреченно вздохнул я.
Злочевская таращила на меня свои зеленые кошачьи глазищи и было видно, что она ничего не понимает.
— Договорились, свет очей моих Анюта? — я протянул через стол руку и погладил запястье Аньки.
Та дернулась, но руку не убрала. Кажется, целенаправленно уничтожать она меня не будет. Уже хорошо.
— Ну что, давай начинать уже опрашивать меня? — я еще раз погладил суровую, но изящную прокурорскую длань и начал диктовать свои правдивые пояснения по существу заданных мне вопросов.