Совращение

Моэм Сомерсет Уильям

— Куда это ты направился? — резко спросила Дарья.

— В джунгли.

— Почему?

— Я не устал, а здесь мне особо делать нечего.

Дарья внезапно разрыдалась.

— Как ты можешь быть таким бессердечным? Это жестоко, так меня мучить!

Нил смотрел на нее с высоты своего немалого роста, на его красивом флегматичном лице читалось раздражение.

— Что я такого сделал?

— Вел себя по-скотски. Пусть я плохая, но не заслужила таких страданий. Я делала для тебя все. Любое твое желание исполняла с радостью. Как я несчастна!

Нил в растерянности переминался с ноги на ногу. Он ненавидел

и боялся ее, однако сохранил прежнее уважение, не столько как к женщине, а потому, что она была женой Ангуса Манро. Дарья продолжала безудержно рыдать. И Нил не выдержал.

— Если бы вы действительно питали ко мне теплые чувства, то не захотели бы, чтобы я проявил себя негодяем. Неужели для вас ничего не значит полное доверие, какое оказывает нам ваш муж? Он никогда и мухи не обидит. Я бы перестал уважать себя, если бы предал его. Почему вы не оставите меня в покое?

— Ты думал, я хотела влюбиться в тебя?

— Вам должно быть стыдно.

— Стыдно? Глупость какая-то! Господи, ну, что я такого сделала, чтобы страдать из-за этого напыщенного осла?

— Вы говорили о том, что делали для меня. А что Манро сделал для вас?

— Манро надоел мне до смерти. Меня от него тошнит, до смерти тошнит!

После этого ошеломляющего признания Нил засомневался в том, что в Куала-Солоре ему сказали неправду. Тогда он отказался поверить, и даже теперь не мог до конца убедить себя, что она — воплощение порока. Пугала сама мысль о том, что Ангус Манро, такой доверчивый и чуткий, живет в блаженном неведении. Не могла она быть такой ужасной.

— Так я все же первый? — растерянно спросил он.

— Разумеется, нет. Ну, почему ты такой глупый? Дорогой, нельзя быть таким невыносимо серьезным. Я тебя люблю.

Значит, все правда. Он-то пытался убедить себя, что ее страсть к нему — исключение, безумие, которое они вдвоем возьмут под контроль и преодолеют. А речь-то шла о разврате.

— Вы не боитесь, что Манро обо всем узнает?

— Иногда я задаюсь вопросом, а знает ли он, если не разумом, то сердцем? У него женская интуиция, и он все очень тонко чувствует. Иной раз я точно знала о возникших у него подозрениях, и в его боли ощущала какую-то странную экзальтированность. Спрашивала себя, не доставляет ли ему эта боль особое наслаждение? Знаешь, есть люди, для которых нет ничего, слаще терзаний.

— Какой ужас! Я нахожу для вас только одно оправдание — вы безумны.

Теперь Дарья перестала плакать и держалась куда более уверенно. Она бросила на Нила вызывающий взгляд.

— Ты не находишь меня привлекательной?

Многие мужчины так думают. — И гордо окинула свою статную, соблазнительную фигуру. Затем, с каким-то рыдающим стоном, в котором слились восторг и необузданное желание, упала на колени и, схватив его руку, страстно поцеловала ее.

— Перестаньте! — воскликнул Нил. — Перестаньте!

Он поднял ее и усадил на стул. Но, когда попытался уйти, она его не отпустила. Обвила руками шею и покрывала лицо поцелуями. Он отворачивался, вырывался, даже подставил руку между своим лицом и ее, чтобы защититься от ее губ. Внезапно она вонзила в нее зубы. Боль была такой сильной, что он, не отдавая себе отчет в том, что делает, ударил Дарью.

Резкий и сильный удар заставил ее отпустить Нила. Он взглянул на кисть. Дарья прокусила ему часть ладони,

из которой текла кровь. Глаза женщины сверкали, в любой момент она могла вновь броситься на него.

— С меня хватит, — твердо произнес Нил. — Я ухожу.

Дарья вскочила со стула.

— Я пойду с тобой.

Он надел тропический шлем и, схватив снаряжение для ловли насекомых, молча развернулся на каблуках и одним прыжком перемахнул через три ступени.

— Я иду в джунгли.

— Мне все равно.

Охваченная безумной страстью, Дарья забыла про свой панический страх перед джунглями. Не думала о змеях и диких зверях, не замечала веток, которые хлестали по лицу, ползучих лиан, цепляющихся за ноги. За месяц Нил исходил эту часть леса вдоль и поперек, поэтому знал здесь каждый кустик и говорил себе, что преподаст ей хороший урок: будет знать, как ходить с ним. Быстрыми шагами он шел через подлесок. Дарья спотыкалась, но не отставала от него. Она умоляла пожалеть ее, кляла свою судьбу, рыдала и заламывала руки, вела себя, точно безумная. Нил старался не слушать ее, и, наконец, на маленькой полянке он резко остановился, повернулся и взревел:

— Это надо прекратить! Я сыт по горло. Когда Ангус вернется, я скажу ему, что должен уйти. Завтра же отправлюсь в Куала-Солор, а оттуда — домой.

— Он тебя не отпустит, ты ему нужен. Он считает тебя незаменимым.

— Мне все равно. Я что-нибудь придумаю.

— Что?

— Вам незачем беспокоиться. Правду я Ангусу не скажу. Вы можете разбить ему сердце, если хотите, я же этого не сделаю.

— Ты его боготворишь? Этого зануду-флегматика?

— Да он в сто раз лучше вас.

— Знаешь, будет довольно забавно, если я скажу ему, что не уступила твоим домогательствам, вот ты и уезжаешь.

Нил вздрогнул, заглянул ей в глаза, пытаясь понять, говорит ли она серьезно.

— Глупости. Вы же не думаете, что он вам поверит? Он знает, что такое мне и в голову прийти не могло.

От Дарьи не укрылся испуг Нила, и она продолжала с какой-то инстинктивной жестокостью:

— Ждешь от меня пощады? Ты унизил меня вне всякой меры, втоптал меня в грязь. Клянусь, если даже заикнешься об отъезде, я пойду к Ангусу и скажу, что ты воспользовался его отсутствием, чтобы попытаться взять меня силой.

— Я буду все отрицать. В конце концов, это всего лишь ваше слово против моего.

— Да, но мне поверят. Потому что я приведу доказательства.

— Это вы о чем?

— У меня легко появляются синяки. Я продемонстрирую Ангусу синяк в том месте, где ты меня ударил. И взгляни на свою руку. — Нил опустил глаза. — Откуда взялись следы от зубов?

Нил тупо таращился на нее. Как объяснить этот синяк и следы от зубов? Поверит ли ему Ангус, обожавший Дарью? Конечно же, он возьмет ее сторону. Какой черной неблагодарностью будет все это выглядеть! Манро сочтет его гнусной дрянью, и совершенно справедливо. Мысль о том, что Манро, за которого он с радостью отдал бы жизнь, даже не посмотрит в его сторону, окончательно подкосила Нила. Он почувствовал себя таким несчастным, что слезы, недостойные мужчины, подступили к его глазам. Дарья увидела это и возликовала. Теперь он полностью принадлежал ей. Она смаковала свою победу, в глубине души смеясь над этим кретином, и в тот момент даже не могла сказать, любит она его или презирает.