Соврати меня
Шрифт:
Шампунь, о котором я начисто забыла, выскользнув из дрогнувших пальцев, падает нам в ноги. Не отдавая отчёта своим действиям, чисто на рефлексах, опускаюсь на корточки. Пытаюсь нашарить проклятую бутылку. Роняю до кучи ещё и полотенце.
Ребёнок неуклюжий, куда я влезла из песочницы в вольер?! Руки на ощупь водят по песку, а глаза, наверняка размером с чайные блюдца, прикованы к налитой плоти, заволакивающей сознание неизбежностью того, что должно сейчас произойти. Ибо даже своим скудным опытом, понимаю, что Мир на пределе.
У меня от смятения все мышцы немеют. В теле – слабость. Потеряв равновесие, чтобы не
"Ты прости мою дурную настойчивость, но что-то я перетрусила. Потерпи тут, пока я сделаю укладку и попью седативных". Действительно, умора. Обхохочешься. Только Мир не Дима. Он и так долго терпел, а я вконец расхрабрилась, уверовав, что могу им управлять. Да чёрта с два! И мне даже не стыдно удрать. Вот ни капли. Правда, за попытку подняться мне чуть не приходится расплатиться сломанной ключицей.
– Куда? – от царапнувших слух интонаций меня бросает и в жар, и в холод. И ещё куда-то наподобие невесомости. Мир чуть ослабляет хватку, словно только сейчас сообразив, что причиняет боль. – Ты же не надеешься оставить меня снова ни с чем?
Вообще-то, да. Я так привыкла. А от привычек, между прочим, нужно избавляться постепенно. Но этого я по понятным причинам вслух не произношу. Зато совершаю не менее грубую ошибку – вызывающе смотрю ему в лицо. Лучше б опустила голову, ей-богу. Во мне даже сердце дёргается, такой беспросветной решимостью давит его взгляд. И я боюсь, потому что не понимаю, чего он добивается. И я... ликую от пьянящего ощущения собственной власти. Да, стоя перед Миром на коленях, я подчиняю его самоконтроль.
– За тобой должок, – из чистого упрямства пытаюсь увернуться, когда Мир обхватывает меня за подбородок и притягивает голову ближе к своему паху, не реагируя на слабые попытки освободиться. – Не бойся, паучонок. Ты справишься. Посмотри на меня.
Выполнив его требование, задыхаюсь от прилившей к лицу крови. Внутри всё закипает.
– Я никогда раньше не... – тону в карих глазах, практически смирившись с неизбежностью и даже начиная чувствовать какое-то нездоровое воодушевление. Адреналин, крушение запретов. Свобода: такая мучительно-сладкая, упоительная, – У меня, наверное, не получится.
– Не переживай, я подскажу, – я инстинктивно смачиваю губы, почувствовав затылком жар его руки. Лёгкое поглаживание, как поощрение, за которым, однако, угадывается жёсткий контроль. – Обхвати его пальцами... Давай...Теперь проведи ими до основания... Вот так. Видишь, ничего страшного.
Да что он говорит, ничего страшного! Член дёрнулся от моего прикосновения, как живой. В смысле живой – отдельно от непривычно бледного Арбатова, но всё же его продолжение. Это осознание приходит с пониманием того, как резко изменился ритм дыхания нависшего надо мной Мирона. Севший, растерявший ироничные нотки голос, бальзамом льётся на моё самолюбие. Кратко выдохнув, прикасаюсь губами к головке. На удивление, брезгливости нет, наоборот – кожа на поверку очень нежная с лёгким запахом цитрусового геля для душа.
– Моя хорошая... – выдыхает он болезненным стоном. Тёмные, почти чёрные глаза не отпускают, разливая дичайший огонь по мышцам. – Тебе даже делать ничего почти не надо... Просто потому, что это ты... И всегда будешь только
Не слышу. Гул в ушах – надрывный, беспорядочный – глушит привычное восприятие слов. Вместо него – непоколебимость тона и бешеный отклик его тела. Бескомпромиссность вместо тысяч признаний.
Отстраняюсь, чтобы ещё раз смочить губы и повторить уже увереннее, повинуясь мягкому, направляющему нажиму на затылок. Язык по коже – вдоль крупной вены до пальцев, сжатых у основания. Секундная задержка и движение в обратном направлении. Я чувствую ртом пульс Мирона: тягучий, пьянящий в унисон глухому стону, возбуждающий отголосками его удовольствия.
Куда-то далеко отходит неловкость. Сено в волосах, нехватка воздуха, песок, царапающий колени – лишь слабый фон к всепоглощающему чувству единения. Пусть предосудительного, но такого естественного и необходимого сейчас нам обоим. Повинуясь усилившемуся нажиму ладони, принимаю нарастающие толчки его бёдер, чем старательно показываю и доказываю, что ничего не в силах меня отвратить. Взамен получаю весь жар красивого смуглого тела, которое толком не познав, успела полюбить. И это ничуть не меньше, чем я получила, сгорая от удовольствия в его библиотеке. Брать или давать – нет разницы, когда двое становятся одним целым.
Отрывистый шум его дыхания прибоем разносится внизу живота. От меня уже практически ничего не требуется, только ловить языком эхо его ощущений. Арбатов всё делает сам: аккуратно, но жёстко, в нарастающем темпе толкаясь мне в рот. Я лишь стараюсь не вгонять ногти слишком глубоко в его поясницу. Мир был нежен со мной, теперь моя очередь дарить ему себя.
Хрипло выругавшись, он делает ещё одно резкое поступательное движение и мои вкусовые рецепторы осваивают совершенно новый вкус. Сглатываю, стыдливо вытирая распухшие губы ладонью. Мир становится на колени, упирается лбом в мой лоб и сразу же крепко целует. Не знаю, как он понял, что для меня сейчас это важно. Не брезгует. Но смотрит в глаза с ещё большим упоением, чем прежде.
– Ты всё ещё надеешься от меня избавиться? – скользит он горячими губами к моему виску. Так ласково, что разбегаются мурашки.
– Я надеюсь всё-таки научиться плести паутину, чтобы ты никуда не сбежал.
Мой ответ частично прерывает раскат грома.
– А пошло оно в зад, это озеро. Поехали домой. Займёмся вплотную развитием наших отношений.
Глава 30. Пациент скорее мёртв...
– Ты самая красивая, знаешь? – шепчет Мир, вжимая меня собой в стену прихожей. Напрасно я думала, что случившееся на берегу озера его успокоит. Наоборот, весь обратный путь пришлось напоминать, что смотреть нужно на дорогу, а рукам хорошо бы лежать на руле. – Очень красивая. И этот сухой клевер в волосах больше никому так не идёт.
– Дурак, – смеюсь, безрезультатно пытаясь поднырнуть под его руку. – Мир, серьёзно, мне нужно в душ.
– Отлично, давно мечтал потереть тебе спинку, – невозмутимо отзывается Арбатов. Жар его дыхания щекочет шею, а боль в исцарапанных коленях напоминает, что я по-прежнему выгляжу не так, как хотелось бы выглядеть в такой особенный момент.
– Мне нужно в душ, – повторяю твёрже, напряжённо упираясь ладонями в его грудь.
– Хорошо, – выдыхает он с присвистом, – Ты же иначе не расслабишься, верно? Иди. Полотенце там есть.