Современная французская новелла
Шрифт:
Что делать? После того как на целую неделю зарядили дожди и целую неделю без передышки меня призывало к реальности звяканье о дно моих эмалированных раковин, после того как я собрал урожай в 17 575 франков монетами достоинством в десять или двадцать сантимов и отчасти прояснил свои собственные мысли и чувства, я понял, что не могу, окончательно не могу обходиться без Лотиньяка и без некоторых лотиньякцев, так же как не могу поступить недобросовестно. Вот тогда я тоже приоделся и отправился к Мелани.
По моему виду Мелани сразу смекнула, что пришел я не ради ее пряников, и провела меня в свой «салон».
Ой-ой-ой! Я явился, еще не приняв окончательного решения и полный той доброй, но бездейственной воли, что неизбежно ведет к катастрофам, и салон Мелани отрезвил меня, окончательно доконал!
Вы сами знаете, что такое отсталые провинциальные
— Неужели вы думаете, что после смерти Феликса я все распродала? Похоронных дел мастера — народ мрачный, мсье Виктор, ох какой мрачный. Феликс мне вечно твердил, что я, мол, Мелани, только о похоронах думаю, и вдруг, бац, сделал мне ребенка! И если мои сыновья такими проходимцами получились, то это все из-за них, из-за этих гробов проклятых, которыми весь дом был битком набит, даже уборные в саду, потому как, говорят, лак быстрее сохнет, когда изо всех щелей дует! А так как мой Феликс обслуживал Карсес, Монфор и даже Бриньоль, очень хороший мастер он был, приходилось делать гробы с запасом — и пошикарнее, и попроще, и для богатых, и для всех остальных. Ух, эти доски чертовы, из-за них негде было повернуться. Представьте себе, дружок, двадцать два года у меня заместо ночного столика стоял гроб розового дерева, это Матуасье поспешили заказать его для малютки. А малютка этот дожил до семидесяти лет и все еще по бабам бегает! Двадцать два года! Я до того со своими ребятами намучилась, что даже Феликса из спальни прогнала на целых две недели. Вы скажете, раньше надо было думать… только очень уж он мне нравился, нравилось, как он о смерти думает, да и детей рожать я не боялась.
Я расхохотался. Мне по душе было ее несокрушимое здоровье.
Антуан же тем временем невозмутимо разбирал свои цветные камешки в ящике светлого дерева — по-моему, это тоже был гроб.
Разве окончательное и самое верное решение не приходит нам в голову, когда мы находимся в состоянии эйфории? С пирожным в правой руке, со стаканом оранжада в левой, раскинувшись в кресле, вытянув ноги к огню и чувствуя за спиной бархатные подушки, я объявил, что имеется соответствующее предписание, ну если и не совсем официальное, ну, скажем, полуофициальное: раз похитители не смогли воспользоваться плодами дел своих, потому что, как и предполагал Антуан, они не явились взглянуть на свои сокровища, то кража пошла, так сказать, на пользу добрых налогоплательщиков, которых уж никак не назовешь соучастниками — просто тут обыкновенное неведение. «Вследствие чего и следовательно», пользуясь жаргоном жандармов, я обнаружил похищенные деньги и приму обещанное мне вознаграждение — ведь нужно же на что-то жить. А потом — но вот этого-то Дюпе никогда не узнает — я беру под одну ручку Мелани, под другую ее сынка, и мы прошвырнемся к антиподам, чтобы дать лотиньякцам время сообразить что к чему.
— К антиподам? — восторженно подхватила Мелани. — А так уж нам непременно к антиподам нужно? Меня, видите ли, другое прельщает, и если моя просьба вам не покажется дерзкой, давайте лучше скатаем в Монте-Карло и поставим на красное десять тысяч старых франков, монетками по пять сантимов, только для того, чтобы поглядеть в этот момент на рожу крупье.
Так оно и было.
Прежде, конечно, пришлось вынести бесконечное ворчание Дюпе, едкое, как уксус. Наем лебедки съел все то малое, что еще уцелело. А уверен ли я точно, что не знаю вора, его обокравшего? Сверх того, неприятности валились на него быстрее, чем монетки в
Когда спектакль окончился — Дюпе уверился, что из глубин озера не выловишь больше звонкой монеты, — он почистился, помылся, нацепил красный галстук, вручил мне с слащавой улыбкой чек, обозвав меня гнусным капиталистом и бумажным тигром.
Монте-Карло. Мелани с ухватками завзятого игрока поставила на красное и проиграла. Сантимы были поставлены на 7 и 8 (ее возраст, как сообщила она с ослепительной улыбкой), а потом на 3 и 5 (возраст Антуана). Ставила она на красное и на черное — все съела рулетка. В общем итоге сумма была внушительная.
К утру пришлось вынести из зала крупье, который вдруг весь позеленел. Вот тут-то Мелани царственно поднялась и вышла, оставив десять сантимов обслуживающему персоналу, что в общем-то было справедливо.
А крупье был Альбер. Увидев, что его сокровище пропало зря, он заболел желтухой и умер.
Безумства не должны длиться долго, как, впрочем, и благоразумие, — иначе они теряют свою прелесть. «Мы еще как-нибудь снова попробуем», — твердила Мелани. Потом мы вернулись в Лотиньяк, чтобы обосноваться там и вступить в зимнюю пору своих собственных времен года. Впрочем, нас не покидало хорошее расположение духа — единственное, что нам оставалось.
Быстротекущее время в Лотиньяке как-то особенно милосердно к человеку, а это мне по душе.
Антуан нашел себе жену, его мать меня балует, я толстею. Единственно, о чем я сожалею, — будь мы с Мелани чуточку помоложе, мы непременно бы с нею поженились!
А Дюпе после смерти Мао едва оправился от удара. По последним сведениям, он стал придерживаться доктрины Муна. В его годы уже трудно перестраиваться, и он, так сказать, остался при своих убеждениях. И при своих привычках: у Муна он ведет отчетность. Говорят, что он далек от разорения. Я всегда подозревал, что он кончит жульничеством.
ПЬЕР БУЛЬ
Перевод М. Пастер
Ангелоподобный господин Дайх
1
— Это необычайное событие, мсье, приключилось с одним из моих друзей, давнишним соучеником по коллежу. Мы с ним поддерживали приятельские отношения, хотя, случалось, я подолгу не получал от него никаких вестей. По роду своих занятий мы оказались оторванными друг от друга, да и знакомства у нас были в разных кругах. Я, как вам известно, изучал право и некоторое время практиковал как адвокат, не слишком, впрочем, успешно. Затем я вступил в лоно церкви. Он же тем временем добился значительных успехов в научных исследованиях, особенно в области физики, биологии и разработке способов приложения их к медицине. Всем этим он увлекался самозабвенно. Завершив свое образование в лучших университетах восточного мира, он занялся научной деятельностью. На Востоке провел он долгие годы, там же и защитил докторскую диссертацию, отмеченную глубиной и оригинальностью. В конце концов он объявился в королевстве Шандунг в качестве врача. Клиентура его была немногочисленна, ибо большую часть своего времени мой друг отдавал научным изысканиям. Следует сказать, что именно такого рода занятия соответствовали складу его живого и проницательного ума скорее, нежели что-либо иное.
Помимо естественных дисциплин, он увлекался литературой, причем литературой самых различных стран, выделяя все-таки среди других англосаксонскую. Если я останавливаю ваше внимание, мсье, на этом факте, то лишь потому, что чтение романа одного весьма известного английского писателя и натолкнуло его на открытие, о котором пойдет речь.
— Твой приятель, старик, заинтересовал меня. Как его имя?
— Боюсь, оно покажется вам не слишком благозвучным, а подобрать ему точный эквивалент в вашем языке трудно. С вашего позволения я буду звать его Джекиллем.