Современная испанская новелла
Шрифт:
…Светало, и в свете рождающегося дня меркли далекие отблески фронта.
— Мам, светает. Когда мы обратно в Мадрид поедем?
— Туда нельзя сейчас.
— И по папе соскучился.
— Туда не проехать.
— А через горы если?
— Через горы и подавно.
— А вчера на станции говорили, будто один человек через горы пробрался. Слышишь, мам?
— Ну, что тебе?
— А куда они едут?
— Кто?
— Ну, они, которые едут.
— В Мадрид, наверное. Откуда мне знать.
— А
— Наверное, чтоб родных повидать, которые там остались. Ничего я сама не знаю. Что ты меня все пытаешь?
— А почему мы туда не едем?
Снаружи донеслось тарахтение моторов. Мальчик выглянул в окно. От станции, пробивая себе путь сквозь рассеивающийся туман, приближались огоньки.
— Мама, ты слышишь?
— Слышу, это машины.
— Они идут за нами?
— Может быть…
— Мы что же, поедем в Сеговию?
— Куда повезут, туда и поедем, сынок.
— Слышь, мам, это грузовики.
— Ляг в постель, озябнешь.
Мальчик ложится. Колонна машин все ближе. Проезжает, должно быть, перекресток, что у депо.
— Где наш папа?
— Он добраться до нас не может.
— Другие ведь добираются.
— Кто это — другие?
— Вот Антонио и Хулито с папой. И Маноло тоже.
— Твой отец много работает. Он очень занят.
— Никогда он не приедет. Зачем ему приезжать? Не хочет он нас видеть.
— Не смей говорить так.
— Почему?
— Он твой отец.
— Другие вот по субботам приезжали, а по понедельникам уезжали…
— У него много дел.
— И в воскресенье?
— И в воскресенье.
— Неправда это.
— Замолчи сейчас же.
Холодный, отдающий паленым ладанником ветер приносит обрывки команд, чей-то громкий, перекрываемый ревом моторов начальственный голос.
— Мама, — шепчет едва слышпо мальчик, — сколько людей приехало…
— На станцию?
— Нет, в грузовиках. Все военные… Мы поедем сейчас в Мадрид?
Мать не отвечает.
— Мы едем в Мадрид, мам? Когда мы едем в Мадрид?
— Через несколько дней. Вот только все кончится.
— А если не кончится?
Колонна совсем рядом, когда машины проходят под окнами, моторы заглушают слова. Фары горят вполнакала, движутся лишь маленькие пятна света перед колесами. Машины ползут одна за другой и скрываются в первых отрогах гор.
Одна останавливается у дома. Она не похожа на те, на каких они ехали сюда.
— Мама! Машина пришла! Она приехала за нами! Куда мы поедем сегодня?
Двое людей вылезают из кабины и направляются к дому.
— Мама, мама, заснула ты, что ли?
— Не заснула, одевайся. И разбуди брата.
— Мама, ты плачешь?
— С чего ты взял, я не плачу.
— Нет, плачешь, я слышу, ты плачешь. И когда говоришь, тоже плачешь.
— Одевайся, скоренько.
— Мамочка,
Эскобар, Хулио
РЕБЕНОК — ПРЕЖДЕ ВСЕГО (перевод с испанского Е. Гальрперина)
Сеньор Лоренсо, земледелец, призвал однажды своего сына Моисеса, чтобы сообщить о принятом им решении.
— Я уже стар, — начал он, — но я не хочу умереть, пока не погуляю на твоей свадьбе и не понянчу внуков. Говорю так не потому, что занемог, — об этом и речи нет; у меня еще хватает сил вести дом и пахать землю. Я и о твоем житье думаю. Пора тебе жениться. Невеста твоя, Эмилия, охотно пойдет за тебя. Сколько лет ты с ней в дружбе? По — моему, много. Ведь вы еще совсем махонькими были, а уж и тогда бегали друг за дружкой. Девушка она хорошая, работящая, уважительная. Да и нуягды ни ее отец, сеньор Онорио, ни я особой не терпим. А земли у них и у нас примерно поровну.
— Так-то оно так, — задумчиво проговорил Моисес.
— Ты будто чем расстроен. Я-то мыслил, что слова мои обрадуют тебя. А ты, я вижу, сидишь тут, на этой табуретке, как в воду опущенный. Уж не раздумал ли брать Эмилию в жены? Или уж до этого дошло? А о помолвке ты что, забыл?
— Не в том дело, отец.
— В чем же тогда? Ты что-то мудришь. Может, у тебя какие неприятности?
— Я все голову себе ломаю.
— Голову ломаешь? А над чем? — Уж не пришла ли и тебе на ум прихоть уехать из селения в город или в какие другие страны?
— Нет, сеньор.
— Это хорошо! Здесь как-никак есть все, что тебе надо: собственный дом, участок земли — и не такой уж он маленький, так что жить при нем можно безбедно, — три пары мулов, новехонький инвентарь. Даже трактор и чистик купил я в прошлом году по твоему совету. Правду я говорю или небылицы рассказываю?
— Правду говорите, отец.
— Вид у тебя какой-то чудной, вроде как у птенца с подрезанными крыльями. Да что с тобой? Неужто дружба у тебя с Эмидией врозь пошла? Ты ли виноват, она ли, все равно — дело это нехорошее. Может, и помолвку уже расстроили?
— Между нами всегда было все ладно. Эмилия добра, как ангел, и на все согласна. Не в том дело. Не в том…
— Тогда говори, Моисес, разрази тебя гром!
— Нерадостную весть приходится мне вам сообщить.
— Вот как? Тогда не томи меня, парень, говори сразу. Я еще крепок телом и душой, выдержу всякое.
— Все это, отец… по молодости лет. Бывает ведь, человеку кровь к голове прильет, а сердце застучит в груди как шальное. А потом, ясное дело, идет человек напропалую, не думая о том, что будет.