Современная испанская новелла
Шрифт:
Велосипедист подскакивает на камнях. Он пригнулся к рулю, тяжело дышит, бараньего меха шапка сползла на уши, вельветовая куртка задралась на спине, ходуном ходит в такт движению.
С вершины горы, где средь камней притулилась лачуга Габриэля, казалось, что велосипедист вертит педали на месте. Во всяком случае, так казалось Габриэлю. Он сидел на ступеньке, привалясь спиной к двери, слезящиеся глаза его неотрывно следили за медленно ползущей вверх фигуркой велосипедиста. Внизу под ним по склону лепились домики с красными черепичными крышами, ярко белели в утренних лучах мазанные известкою стены, щурились из-за створок ставен подслеповатые
Звон оборвался. Велосипедист был уже совсем рядом. Перед домом тропинка поднималась так круто, что дальше ехать было невозможно. Человек слез с велосипеда и, пыхтя как паровоз, побрел к хижине. Буркнув что-то себе под нос, «день добрый» вроде, он стал рыться в коричневой сумке, переброшенной через плечо.
— Письмо тебе, — сказал он.
Габриэль настороженно следил за движениями почтальона, как тот извлекает письмо из сумки. Дрожащей рукой он взял конверт и тупо на него уставился.
— Ну и дорога!
— Дорога-то? Да… — рассеянно отозвался Габриэль, не отрывая глаз от письма.
Почтальон утер с лица пот, постоял немного и, развернувши велосипед, покатил восвояси. Почтальон давно уже скрылся из виду, а Габриэль все стоял и почтительно глядел на конверт, он был, по — видимому, чем-то доволен, но из почтения не решался надорвать бумагу. Насмотревшись всласть, он сложил пакет пополам и сунул в карман куртки. Потом снова присел на крылечко и, привалясь к двери хижины, задремал: глаза закрылись, губы чуть тронула улыбка, голова приятно закружилась, блаженное ощущение тишины и покоя охватило все его существо. То, что мгновение назад было Габриэлем, теперь плавно и сладко растворилось в блаженной дремоте.
Два дня пролежало письмо в кармане у Габриэля. Он то и дело ощупывал его сквозь овечий мех куртки, а иной раз, оставшись один, вытаскивал на свет и тихонько поглаживал кончиками пальцев, словно хотел узнать, что внутри. Он, не переставая, думал о письме, его разбирало любопытство: что же такое в нем написано? Но он так и не вскрыл конверта и никому ничего не сказал.
На третий день Габриэль не выдержал. Он лежал на топчане в углу хижины, утреннее солнце бросало на него сквозь узкое окно полоску света. Дети куда-то подевались, Паскуала, жена, стирала, нагнувшись над корытом.
— От парня письмо пришло, — невозмутимо молвил Габриэль, подняв голову от подушки.
— Когда? — резко оборотилась Паскуала.
— Два дпя будет.
Паекуалу даже затрясло:
— Два дня! И что за человек ты бесчувственный. Два дня! Рыбью кровь в тебя влил господь бог, чтоб тебе ни дна ни покрышки!
Габриэль зажмурился, ему показалось, будто на него рушится скала. Ну и глотка у Паскуалы, ну и ручищи — ни дать ни взять мельничные крылья.
— Все ей вынь да положь, — ворчал он, протягивая разъяренной супруге письмо.
Паскуала, не удостоив мужа ответом, выхватила конверт и, надорвав, дрожащими пальцами извлекла из него сложенный вдвое листок бумаги. Развернув и осмотрев его с обеих сторон, она повернулась к мужу и решительно заявила:
— Надо б кому-то дать прочесть.
— А я что говорю?
— Чтоб сию минуту прочесть!
И такой грозный был у супруги голос, что
— Письмо может прочесть сеньор священник. Сейчас он свободный. Чего же лучше.
Габриэль помалкивал. Паскуала распахнула дверь, а он все еще возился со своими штанами.
— Да шевелись ты! О господи, он еще копается.
И Габриэль поплелся за женой, ворча себе под нос:
— Все ей вьшь да положь, будь оно неладно…
Дон Франсиско Иррасальде, приходский священник в Лас-Кольменасе, невысокий коренастый мужчина с рыжей бородкой и энергичным лицом, покачиваясь в качалке, читал вполголоса утренние молитвы.
Робкий стук в дверь, прозвучавший в этот неподходящий момент, возвратил его с небес на землю. Дон Франсиско поднялся, размашисто прошаркал к двери и отодвинул засов.
— Проходите в обитель раба божьего, дети мои. Чем могу вам служить?
— Мы пришли просить вас о большом одолжении, святой отец, — отвечала Паскуала.
— Ну что же, посмотрим, посмотрим…
Они прошли следом за хозяином. Дон Франсиско придвинул к камину три стула и жестом пригласил гостей садиться. Габриэль с женой робко присели каждый на краешек стула. Пастырь сел тоже, прямой и несколько торжественный. Мельком окинув посетителей взглядом, он благосклонно вопросил:
— Итак, дети мои, чем могу служить вам?
Паскуала протянула ему письмо и понесла — забормотала что-то несвязное:
— Сынок наш, знаете, сеньор? — говорила она, то и дело запинаясь. — Сынок наш, Паскуаль, в городе который, он вот и отписал нам, значит… А мы, как получили весточку, так сразу и сказали себе: «Наш-то сеньор священник умеет грамоте», вот мы, значит, и сказали себе: «Он уж точно грамоте умеет…»
Святой отец принял из рук Паскуалы письмо, водрузил на нос очки и, страдая в душе, взялся распутывать каракули и Загогулины. Он долго шевелил губами, дочел наконец до последней строки и устремил задумчивый взгляд поверх очков на притихшую чету. Габриэль с Паскуалой беспокойно заерзали на стульях в ояшдании. Тут дон Франсиско снял очки и стал разглядывать мыски собственных башмаков и пощипывать рукою рыжую свою бороденку. Паскуала не удержалась:
— Что он пишет-то, сеньор священник?
— Что пишет? — начал дон Франсиско. — А пишет, что надеется, мол, вы милостью божией пребываете все в добром здравии, что самое позднее на исходе сей недели ждет вас к себе. Пишет тож, что зарабатывает на фабрике вчетверо более того, что вы здесь зарабатываете, даже когда у вас есть работа, что работа в городе, коли повезет, имеется всегда и что выгнать человека на улицу с фабрики не так просто, как здесь. Еще пишет, к лету женится на этой самой Бальдомере — андалузке, о какой он вам рассказывал прежде. Она в прислугах у важных господ, но собирается уходить и поступать на фабрику. А там и родители ее тоже переберутся в город. Под конец в другой раз пишет: мол, жду вас всех не позже этой недели к себе, что в городе всем будет лучше, а детишкам тем паче, писать-де — считать выучатся, а потом и хорошему ремеслу. Собственно, вот и все. Зто и пишет.