Современная испанская новелла
Шрифт:
На заре существования Рыночка — ведь не полагается торговать по воскресеньям, когда все магазины закрыты, — послали туда несколько полицейских из Городской Охраны. Послать-то послали, да… Как только кто завидит на горизонте полицейского, поднимает крик: «Тревога, тревога! Фараоны!» А что тут оставалось делать? И начиналось столпотворение. Лотки опрокинуты, товары на земле, крик, беготня. Жители Дешевых Домов солидаризовались с продавцами и помогали им прятать товары в коридорах своих домов. В мгновение ока товары исчезали, оставались только пустые лотки. Полицейские носились по всей улице. Приходилось выпускать одного, чтобы схватить другого, и кончалось
Конопатый прибыл с грузовичком, одетый в штатское, с пистолетом, с помощниками. Люди уже не кричали: «Тревога, тревога! Фараоны!» Они кричали: «Конопатый! Конопатый!» И кинулись прятать товары в коридорах ближних домов.
Конопатый не торопился и не терял спокойствия. Он не собирался сразу покончить с Рыночном. Он знал, что многие товары проскользнут у него между пальцами, но многие попадут в грузовик. Он набьет грузовик доверху.
И помощники набивали грузовик — смотреть любо — дорого.
— В грузовик! В грузовик!
А кто упирался, того Конопатый трескал дубинкой изо всех сил. Грузовик ехал медленно: нужно было его набить доверху. Некоторые лотки были уже полностью опустошены. Полицейские пошли по домам. Хватали тюки. Отбирали силой. Били. Нагружали грузовик. И грузовик снова двигался вперед. Конопатый стоял на задней лесенке. Кое-кто кричал:
— Вор!
— Рогоносец!
Конопатый только ухмылялся. Подумаешь, чем хотят взять!
— Ах ты такой-то!
— Ах ты разэдакнй!
Конопатый не выходил из себя. Его помощники тоже, Посыпался град камней неизвестно откуда. Конопатый вытащил пистолет.
— Ах, мать твою так!
— Ух, мать твою разэдак!
Кирпич разбил ветровое стекло, шофер потерял управление и врезался в стену. Конопатый целился то в одного, то в другого. Связкой бананов ему дали под ребра. Он в бешенстве зарычал и прыгнул туда, откуда, по его мнению, бросили бананы. Но тут ему залепили капустной кочерыжкой. В лицо.
Теперь уже бранился Конопатый.
— Ах, мать вашу!..
Помощники носились за ним из стороны в сторону как оголтелые, молотили дубинками направо и налево и все дальше отходили от грузовика. А торговцы не зевали и растаскивали свои товары.
Когда Конопатый и его люди, устав от беготни, вернулись к грузовику, он был пуст.
Конопатый почернел от злости. К тому же грузовик был сломан и ехать на нем было нельзя. Позвонили — приехала машина, взяла грузовик на буксир. Конопатый ругался на чем свет стоит и едва не плакал. А окружающие злорадствовали.
— Пусть он лопнет, пусть сдохнет, бандит проклятый!
На Рыночек, или Восточный базар, он больше не возвратился.
Сейчас, когда мы пишем эти строки, канун Иванова дня, ночное веселье: мальчишки валят в кучу дрова и солому, через несколько минут, как совсем стемнеет, они подожгут
Эту кучу. Красивый будет костер. На вершине костра они поместили куклу в кителе, в фуражке и с надписью на груди. Эта надпись — и поэма, и учение, и требование, и…
ПРИНИМАЮЦА ДРОВА НА КАСТЕР КАНАПАТОМУ
Соседи дают дрова, чтобы Конопатый лучше горел. Никто не отказывает. Если бы могли, его сожгли бы живьем. Так что…
КАК УМЕР ДЯДЮШКА СЕРРАЛЬТО (Перевод с испанского А. Старосина)
Дядюшка
Дети — три дочери и четыре сына, мы забыли об этом сказать — вышли замуж и женились молодыми и разъехались по соседним кварталам. Никто не поехал в Барселону — так у нас называют центр города и вообще любое его место начиная с площади Испании, словно мы живем в Китае, или стратосфере, или где-то еще. Итак, никто не поехал в Барселону. Дети поселились кто где — кто в Кантунесе, то есть в Доме Антунеса, кто в Порте, кто в Плюс Ультре или Нонт де лос
Гососе, кто в Колонии Сантнвери, кто в Колонии Баусили, Колонии Канти, и, наконец, самая младшая, выйдя замуж, осталась в Дешевых Домах. Дядюшка Серральто поселился с нею. Он работал на строительстве, каждую неделю отдавал свою получку дочери, дочь о нем заботилась, и он был доволен и даже счастлив. Дядюшка Серральто всегда отзывался о своих семерых детях с гордостью — какие они у него вышли работящие и честные, и добавлял: хоть и жили в квартале жуликов. Рассказывал, как он вывел их в люди, как заботился о том, чтобы у них все было, несмотря на бедность. Он очень гордился своими семерыми детьми — «Вот если б ваша мать была жива!» — и даже находил некоторые удивительные совпадения: у него было семеро детей, в районе было семь кварталов и в каждом из этих кварталов жил кто-нибудь из них. «Вот если б ваша мать была жива!»
Теперь кварталов стало больше, а некоторые, вроде Колонии Канти, наполовину исчезли. Два — три квартала прибавились: дома СЕАТ; Полицейские Корпуса рядом с Пороховым Погребом; Корпуса Проезда Клос, за фабрикой КАПА. Жители по — своему окрестили некоторые из этих новых кварталов. Должно быть, своего рода кинематографическая муза посетила их, потому что Полицейские Корпуса, расположенные на вырубленном склоне и обращенные фасадом на запад, они назвали Голым Городом. Несколько корпусов, окрашенных в яркую охру, и примыкающих к Полицейским, получили название Желтого Города. А корпуса, прячущиеся среди холмов, что за КАПА, — Сокровенного Города. Группу бараков по соседству с домиками Налогового Управления, которые были построепы в начале проспекта Пуэрто Франко, рядом с Гран Виа, а теперь уже исчезли, назвали Пограничным Городом: «Даллас, бах, бах!» — восклицали наиболее Экзальтированные граждане. Дядюшка Серральто так и не узнал об этих новых кварталах. Для него их было по — прежнему только семь, столько же, сколько у него детей. («Вот если б ваша мать была жива!»)
Когда дядюшке Серральто исполнилось шестьдесят пять, он вышел на пенсию и стал давать дочери двадцать дуро в месяц вместо тридцати или сорока, которые приносил прежде каждую неделю. Она начала кривить рот и говорить, что из семерых братьев и сестер только она одна гнет спину, чтобы содеряшть отца. Она созвала остальных на совещание и после пререканий: «Ты молчала, пока он приносил зарплату каждую неделю!» — «Еще бы! Вы, конечно, думаете, что я на нем наживалась, а он проедал вдвое против того, что приносил!» — итак, после пререканий дети решили, что отец будет жить у каждого по месяцу. «Вот если б ваша мать была жива!»