Современная новелла Китая
Шрифт:
В статье приводился такой пример. Из Голливуда приехали в Китай покупать фильмы, просмотрели множество картин так называемой «новой волны» и ничего не выбрали. Ибо то, что в Китае кажется новым, для других уже устарело. Но под занавес показали им экранизацию старого традиционного спектакля «Мелкий чиновник седьмого ранга», и они отвалили за него полновесной монетой.
Чем больше читал Чжао Сяоцян, тем больше запутывался. Что же хочет сказать автор статьи? Просто излагает факты или осуждает низкопоклонство перед заграничным? Или же агитирует, хочет, чтобы наши люди походили на иностранцев? Или все же возмущается подражанием заморским вкусам?
Впрочем, достоверность информации вызывала
Информаторы, правда, полагали, что статья метит в дебатирующих о «куповедении» и, не называя имени Чжао Сяоцяна, критикует именно его. И как только это было произнесено: критикует, не называя имени, — у Чжао Сяоцяна волосы дыбом встали. Неужто в самом деле его? Как же это можно выяснить? И попробуй тут оправдайся! Благодаря заботам добрых друзей все чаще стали поговаривать, что критикуют-то именно его, хотя он не припомнит, чтобы позволял себе недооценивать матерчатые туфли или хэнаньский театр юйцзюй. Нет, поименная критика куда лучше, там все ясно: ругают — значит, ругают, нет — значит, нет.
И нескольких дней не прошло, как в другом журнале — по здравоохранению и теперь уже всекитайского масштаба — появилась новая статья с рассуждениями об образе жизни, в котором непременно должна присутствовать китайская специфика. Чжао Сяоцян сам, без подсказки наткнулся на эту статью. Прочитал, и тревожно забилось сердце — опять, что ли, в него метят? Да приглушите же вы барабаны, к чему все это?!
Из дальней деревни пришло письмо от двоюродного брата:
«До сих пор, Сяоцян, тебе везло. Но не может же ветер всегда быть попутным? Споткнулся — не переживай. Это тоже полезно. Твой Цеце».
Чжао Сяоцян почувствовал, что попал в какую-то «центрифугу», которая все ускоряет вращение, и он перестает принадлежать себе. Ну почему любая дискуссия, значительная ли, мелкая ли, непременно сводится к конфликтам между людьми, к интригам, к «собачьей грызне», от которой «вся пасть в шерсти»? Почему в таких дискуссиях всегда впадают в метафизику и абсолютизацию? И ведь ничего изменить нельзя. И не отвяжешься, будто накрепко привязали тебя к этой дискуссии. Ну почему?
Спросил жену, но откуда ей знать? Вот тут-то ему и сообщили: некто полагает, что утреннее купание тоже приемлемо. С парой бутылок циндаоского пива и цзинем свиных ушек примчался счастливый Ли Лили. Звонил телефон, поздравляли. А у Чжао Сяоцяна на душе было тяжко. И даже вечером, отходя ко сну после супружеских ласк, наша молодая пара продолжала обсуждать, что, мол, одному Небу известно, куда еще заведет их дискуссия с Чжу Шэньду. Едва затронули эту тему, ему стало трудно дышать, заколотилось сердце, сдавило горло. Похоже, что это симптомы… О Небо!
Может, завтра все образуется? Проспишься, как с похмелья, а небо ясное, воды чистые, и все ушло прочь: и заискивающие рукопожатия, и дрязги, ссоры, распри! Завтра, завтра…
ГАО СЯОШЭН
ЧЭНЬ ХУАНЬШЭН ИДЕТ В ГОРОД
Гао
Опубликованный в 1954 году рассказ «Расторжение сделки» был отмечен в печати, пьеса «Новый путь» на смотре театральных коллективов Восточного Китая была удостоена первой премии. В 1957 году увидел свет рассказ «Несчастье», после чего писатель долгие годы не брался за перо. В 1979 году Гао Сяошэн возвращается к творческой работе, его рассказы «Долгий день», «Кошелек» и другие были тепло встречены читателями. Рассказ «Ли Шуньда строит дом» в 1979 году получил первую премию на Всекитайском конкурсе на лучший рассказ. Рассказ «Чэнь Хуаньшэн идет в город» был отмечен в числе лучших на Всекитайском конкурсе 1980 года.
1
Чэнь Хуаньшэн, в прошлом бедняк по прозвищу Дыра, не спеша собирался в город.
Холода миновали, потеплело, дул легкий ветерок, ласково пригревало солнце. Плотно поев и переодевшись в чистое, он взял доверху набитую дорожную сумку и понес ее легко, как пучок сухой травы для запала, — то ли сил было много, то ли сумка оказалась совсем не тяжелой. Высокий и длинноногий, он без отдыха пробегал тридцать ли[19] до города, только пятки сверкали. Чэнь и с тяжелой поклажей не любил ездить поездом, а уж налегке, как сегодня, и подавно. Солнце стояло еще высоко, и он мог, чего доброго, оказаться в городе слишком рано. Поэтому, замедлив шаги, он, словно на прогулке, всю дорогу любовался пейзажем.
Зачем ему понадобилось в город? Торговать. Урожай риса он собрал, грядки перекопал, зерном с государством рассчитался, излишки продал, кроме того, припас на зиму муку, сено, дрова и теперь, пользуясь передышкой, хотел выручить немного денег на всякую мелочь. Торговля с рук была разрешена, и ехал он не спекулировать, не барышничать, а честно торговать тем, что сделано собственными руками.
Чем он торговал? Соломкой из теста, жаренной в кипящем масле. Приготовленная своими руками, из своей муки, на своем масле, свежая, она прямо таяла во рту; такого лакомства, конечно, не купишь в магазине. Этой соломкой и была набита сумка Чэня; аккуратно упакованная в полиэтиленовые пакеты, соломка выглядела весьма аппетитно. Ее было шесть цзиней, что, не считая себестоимости, три юаня чистой прибыли.
Что он собирался купить на эти деньги? Шапку. Чэнь давно о ней мечтал. По правде говоря, с трехлетнего возраста, с тех пор как он себя помнит, то есть за сорок пять лет, ему так и не довелось поносить шапку. До освобождения не на что было купить, после освобождения у молодежи вошло в моду ходить с непокрытой головой, во время «культурной революции» приходилось больше думать о пропитании, чем об одежде, хотя пора бы уже носить шапку, и к тому же с годами он стал побаиваться простуды. Потом, как нарочно, прицепилось к нему прозвище Дыра, своего рода колпак, который на него напялили, благо бесплатно. В конце семидесятых, когда жизнь в деревне наладилась, колпак этот словно ветром сдуло, — Чэнь почувствовал огромное облегчение и перестал думать и о холоде и о шапке. Но в том году здоровье его пошатнулось, и от малейшего ветерка он, словно изнеженная барышня, начинал ежиться, кутаться, чихать. В общем, жизнь без шапки становилась невыносимой. Да не так уж и дорого она стоила, теперь, когда в семье появился достаток, он мог потратить на нее несколько юаней.