Современная новелла Китая
Шрифт:
Я выехал «за заставу»[56] ознакомиться с положением деревни в этом районе и осмотреть затем живописные степи в Чжуудском аймаке. Товарищ, с которым мы условились о совместной поездке, не прибыл еще из Хух-Хото, и мне пришлось пока в одиночку разъезжать по окрестным деревням. В тот день после обеда я, почувствовав усталость, собрался было прилечь, когда кто-то постучал. Я отозвался и открыл дверь.
Передо мной стоял подросток. Худенький, волосы расчесаны на пробор; видно, подстригался недавно у какого-нибудь мастера-самоучки, неумелого, но самоуверенного — на голове от висков до самой макушки было, как говорится, то густо, то пусто, даже кожа просвечивала.
За время своего пребывания в Чифэнском уезде я успел уже побывать в трех коммунах. По правде говоря, в контакты с людьми вступал не часто, и все же, смело могу сказать, местные крестьяне произвели на меня отличное впечатление. Физически крепкие, расторопные, дружелюбные. С первого взгляда они внушают доверие, а если познакомишься с ними поближе — непременно проникнешься уважением. Парнишка, стоявший передо мной, как будто обладал всеми этими качествами. Но стоило мне обменяться с ним несколькими словами, и мнение мое резко изменилось к худшему: такой молодой — и такой развязный!
— Отдыхаете, товарищ? Небось побеспокоил вас?
Говорит вроде вежливо — а сам хохочет, будто потешается.
Я спросил, что ему от меня нужно.
— А вы на какой кровати спите?
Я ответил, что на большой, двуспальной, и тут же добавил, что вторая кровать, односпальная, забронирована для товарища, который приедет позднее.
— Значит, еще не приехал? А кровать пустует — можно, я здесь пока поживу?
Я не знал, как быть, — тем более что с просьбой ко мне обращался подросток, пожалуй, втрое моложе меня. В конце концов, поразмыслив немного под его ожидающим взглядом, я нашел отговорку:
— Это дело регистратуры, туда и обращайся.
— Да ведь они там, в регистратуре, особенно бабы, считают нас, деревенских, неотесанными: только одно и твердят всегда, что нет, мол, ни одного свободного места. И глаза задирают аж до самой макушки! Зато как приедет с проверкой какой-нибудь чин — что потребует, то и дадут, любой номер, а уж обхаживают они его, так задницами и трясут! Не то что нашего брата коммунара.
Так, с шуточками, он шагнул за порог, достал из внутреннего кармана пачку недорогих, но обернутых в фольгу сигарет, вытащил парочку и протянул мне:
— Прошу вас, товарищ.
Я мотнул головой, сказал, что не курю.
— Вечно в разъездах — и не курите? Да вы не стесняйтесь! От вина да от курева разве кто отказывается!
Он совал мне сигарету чуть ли не в рот, но, видно, заметив, как вытянулось у меня при этом лицо, отдернул руку, одну сигарету зажал в зубах, а другую положил обратно в пачку и аккуратно пригладил обертку из фольги. Затем вытащил из кармана штанов старенькую зажигалку с обломанными зубчиками, чиркнул несколько раз и наконец зажег. Ему хотелось выглядеть завзятым курильщиком, но после первой же затяжки он громко закашлялся. После чего, вытерев глаза, продолжал изменившимся голосом:
— Как сюда ни приедешь — вечно морока, полдня проболтаешься, прежде чем поселят. Ну, а на этот раз я и спрашивать
Я слушал его неумолчную болтовню, чувствовал, как растет во мне раздражение, — и ничего не мог поделать. Однако я обратил внимание: к дымящейся сигарете, которую он продолжал держать между пальцами, он так больше и не притронулся. Значит, курить не умеет, просто хотел пустить пыль в глаза и поддержать разговор с незнакомым человеком.
— Товарищ, прошу вас, с этими гостиницами всегда так трудно… Вы только не откажите…
Как ни отказывался я, как ни отнекивался — он был все так же спокоен, вежлив и напорист. В конце концов этот маленький хитрюга меня разжалобил, точнее говоря доконал, я просто не знал, как от него отвязаться, и прервал его болтовню вопросом:
— А ты надолго?
Услыхав, что я изменил тон, он повеселел — и тут же преподнес мне успокоительную пилюлю:
— Всего на одну ночь — да я больше и не могу! Мы свободны только по субботам, после обеда, так что я пообедал — и сразу на автобус. Нынче проверну основное дело, завтра с утра еще побегаю по другим делам, а там на автобус — и домой…
— Ну так уж и быть, на одну ночь оставайся.
— Вот спасибо вам, большое спасибо! — сказал он обрадованно. И тут же добавил: — Только со мной тут еще один человек… А то я и на станции прикорнул бы или где-нибудь на обочине — стал бы я силы тратить да вам докучать!
— Но свободна только одна кровать…
— Это пустяки, — прервал он меня и продолжал, жестикулируя: — Вы могли бы стеснить себя и перейти на односпальную кровать, а мы с дедом легли бы на двуспальной, только и всего…
Подумать только! Какой-то сопляк, а распоряжается, как большой. И я, не скрывая раздражения, собрался было строго отчитать нахала. Но он, не дав мне и слова вставить, продолжал, посмеиваясь:
— Помогать — так до конца, выручать — так всех! Ведь речь всего об одной ночи… Вы, товарищ, только не расстраивайтесь! Если вам так неудобно, оставайтесь на своей кровати, а я и на стуле отлично высплюсь. Я как-то раз прямо на велосипеде задремал, до того умаялся…
Непонятно, откуда в его годы такой жизненный опыт! Но только я — человек кабинетный и не так уж часто бывающий в поездках — оказался совершенно беспомощным перед его хитростями, просто руки опустились! И все же, отчасти из самолюбия, отчасти из убеждения, что в мои годы, когда уже и проседь появилась на висках, должен же я как-то сохранить свое достоинство перед этим юнцом с его штучками:
— Я, собственно, не против, но только ведь…
— Да разве я что говорю! Что я, собака, что ли, которая хорошего человека от плохого отличить не может, а при случае и святого укусит! Да я, наоборот, думаю: как здорово мне нынче повезло — такого образованного, такого отзывчивого человека встретил… Ну, значит, на том и порешили, и не будем больше об этом… Большое вам спасибо!
Выпалив все это одним духом, он повернулся и убежал.
Трудно передать то неприятное впечатление, какое произвел на меня этот неожиданный визит. И я с невольной досадой задумался обо всем этом поколении, «детях культурной революции», которых все так осуждают, задумался о том, сколько всяких слухов ходит о преступности среди нынешней молодежи и подростков. На душе было так скверно, что я подумал с горечью: уж если не только в городе, но и в деревне — и даже в таком захолустье, как здесь! — появилась подобная молодежь, забывшая о морали, что же нас ожидает в будущем?!