Современная румынская пьеса
Шрифт:
П е т р е с к у. Я все время задавал себе вопрос, зачем ты это сделал…
С т о я н. Ну и?.. Ты нашел какой-нибудь ответ?
Петреску молчит.
Пожалуйста, предоставляю слово товарищу Петреску…
П е т р е с к у (смеется). Павел, раз в жизни я согласен с Ману: ну какой в этом смысл?
С т о я н (глухо, угрожающе). Слово имеет товарищ Петреску!
П е т р е с к у (нехотя поднимается, облокачивается на спинку стула, как на кафедру). Товарищи, в условиях тысяча девятьсот пятидесятого года начать строительство… (в отличие от предыдущей сцены
С т о я н (очень серьезно). Петре, я прошу тебя…
П е т р е с к у (внимательно на него смотрит). Хорошо… (Неожиданно говорит противным, елейным голосом.) Дорогие товарищи… Я много думал все эти дни… Как могло случиться, что я, коммунист со стажем, автор проекта, мог поднять свой голос против строительства? Товарищ Стоян — он, и никто другой — открыл мне глаза: борясь против меня, он боролся за меня. Здесь, в вашем присутствии, я хочу от души поблагодарить его за политическую зоркость. Товарищ Стоян помог вскрыть мелкобуржуазные корни моих сомнений… Я обязуюсь работать самоотверженно, бороться со своими паническими настроениями… и отдам все силы на строительство этого величественного сооружения…
С т о я н (глядит на него с ужасом, закрывает лицо руками). Ты не должен был этого делать, Петре… Не должен…
М а н у (слушает с любопытством человека, не искушенного в актерском искусстве, сам включается в игру, представляя себя на трибуне). Товарищи! Извините, я очень взволнован и не могу подобрать слов, чтобы выразить свою радость по поводу глубоко самокритичного выступления нашего товарища, глубокоуважаемого инженера Петре Петреску! Но у меня сложилось впечатление — если я ошибаюсь, пусть меня поправят, — что товарищ Петреску несколько преувеличил свою вину. К его критическим замечаниям стоит прислушаться… над ними стоит поразмыслить…
О л а р и у (кричит из своего угла). Да замолчи ты, ради бога!
М а н у (удивленно). Почему? Если бы у нас тогда был наш сегодняшний опыт, мы бы не наделали столько ошибок… Но ведь с опытом не рождаются, его приобретают…
П е т р е с к у (очень тихо, весь сжался в кресле). Когда я услышал: «Исключить из рядов Румынской рабочей партии», мне показалось, что слова потеряли свой смысл. Потом я шел один… Все сторонились меня, уступали дорогу — свой круг почета, в кавычках, я прошел в одиночестве. (Пауза.) В эту ночь ко мне зашел дед Никифор…
М а н у. Кто-о-о?
Свет гаснет, яркий луч прожектора высвечивает П е т р е с к у, который так и остался сидеть в кресле. Освещение вокруг него создает впечатление комнаты. Слышен стук в дверь. Входит д е д Н и к и ф о р с бутылкой цуйки {95} .
Н и к и ф о р. Только не гони меня, парень. Я пришел… чтобы ты глупости не сделал…
П е т р е с к у. Дедушка Никифор, уходи, мне надо побыть одному…
95
Цуйка — румынский алкогольный напиток, который готовят из фруктов, в основном из слив.
Н и к и ф о р. И не подумаю… Еще успеешь… Вот останешься один… на старости лет… тогда начнешь цепляться за людей изо всех сил, поверь мне, уж я-то знаю… Как я любил тебя! И какую боль ты мне причинил! Был бы ты моим сыном, намылил бы тебе шею вот этими руками! Видишь эти руки? Руки без ногтей: мне их содрали клещами…
П е т р е с к у (невольно улыбнулся). Ладно уж, сегодня ты доказал, что когти у тебя довольно острые…
Н и к и ф о р. Это все, что ты понял, а я ведь тебе
П е т р е с к у.
Нынче празднует Дофтана, И веселье здесь идет…В м е с т е.
Все пройдет, пройдет, пройдет, Дофтана в прошлое уйдет…Песня обрывается. Д е д Н и к и ф о р исчез. Петреску заснул в кресле. Громкий стук в дверь.
96
Дофтана — тюрьма, построенная в 1894—1897 гг. в селе Телега (жудец Прахова). В 30-е гг. здесь томились в заключении многие из руководителей румынского рабочего движения. Заключенные-коммунисты превратили Дофтану в центр революционного сопротивления. Во время землетрясения в ночь с 9 на 10 ноября 1940 г. Дофтана была разрушена, под ее обломками погибло много заключенных. Сейчас здесь находится музей.
П е т р е с к у. Кто там?
Г о л о с. Из Госбезопасности…
Холл ярко освещен. Все застыли на своих местах.
П е т р е с к у. В машине на меня надели черные очки. Разговор шел о футболе. С Андреем я познакомился летом сорок четвертого — он мечтал уничтожить классовых врагов, всех до единого. В машине я все время чувствовал его сильное, теплое плечо рядом с моим. Вам покажется смешным, но тогда меня охватило странное спокойствие и уверенность. Теперь все выяснится, подумал я. Поначалу допросы носили комический характер.
Свет снова гаснет, луч прожектора освещает тюремную камеру. П е т р е с к у в кресле, напротив него молодой, красивый л е й т е н а н т Госбезопасности.
П е т р е с к у. Ладно, Андрей, довольно чепухой заниматься… Как дела? Ты все еще увлекаешься рыбалкой? Женился? У тебя дети?.. А я так и остался холостяком…
А н д р е й (холодно, официально). Когда и при каких условиях вам удалось связаться с империалистическими шпионскими организациями?
П е т р е с к у (смеется). В восемь лет. С помощью немцев — братьев Гримм.
А н д р е й. Хочу обратить ваше внимание, господин Петреску, что от вашего искреннего признания, от желания помочь органам, ведущим расследование, зависит…
П е т р е с к у. Что зависит, Андрей?
А н д р е й (холодно). Отношение органов, ведущих расследование, к вам. Повторяю: с какой целью и каким образом вы получали материалы из империалистических стран?