Современная советская фантастика(Сборник)
Шрифт:
— Давно хотела спросить… Почему Ваал?
— Валерий Алексеенко, — терпеливо пояснил Глеб. — Сокращенно Ваал. Верно, это он царапается в дверь.
В дверную щель плечом вперед протиснулся Валерий.
— Салют! — весело рявкнул он. В шахтном колодце откликнулось эхо.
— Доброе утро, — поздоровалась Квета.
— Утро!.. — Глеб обхватил колени и поднял глаза к потолку. — Пещера, туманное утро, следы на песке, в руках большая дубина из натурального дерева… Когда я слышу земное «доброе утро», во мне просыпается питекантроп.
— Не надо паники, — сказал Валерий. — Быть может, это у тебя пройдет.
— Последствия будут. — Глеб выключил клайпер. — Если шеф задержит мне отпуск еще на неделю.
Валерий сочувственно покивал:
— Задержит. Мне предписано покинуть «Зенит» и удалиться в сторону Сатурна. И не делай большие глаза. Через час подойдет «Мираж», шеф не спеша направится к этому пульту и самолично запустит меня в гиперпространство… Я пришел вам сказать «до свидания».
— Я не буду делать большие глаза, — возразил Глеб. — Я буду делать большой и по возможности громкий скандал. Ты же умный человек, Ваал, ну пойми наконец: в океане научных идей есть идеи бесперспективные. Настолько бесперспективные, что даже молодые дерзкие энтузиасты науки вроде меня после энного количества лет бесперспективной научной работы становятся психами. Мне нужен отпуск.
— Всем нужен отпуск. Квета, вам нужен отпуск? Нет? Ничего, скоро понадобится. А что касается нашей идеи…
— Наша идея — это труба. Один конец трубы находится здесь, на «Зените», другой — на орбите Сатурна, где плавает станция с пышным и глупым названием «Дипстар» [17] . Вот, кажется, и все, с чем нас можно поздравить. — Носком ботинка Глеб отшвырнул тромб-головку к стене.
— Насчет трубы я уже слышал, — напомнил Валерий.
— Слышал звон…
Валерий сел в кресло и повращался на винтовом сиденье. Похлопал большими ладонями по подлокотникам. Сказал:
17
«Дипстар» — «Звезда глубины» (англ.).
— Эн лет назад нам удалось передать на «Дипстар» через гиперпространство белую мышь… Я помню тумак, которым ты меня наградил в припадке восторга. Эн плюс два года назад мы передали собаку, макаку и трех шимпанзе. Потом человека.
— И ты воспользовался этим, чтобы вернуть мне удар. Удар пришелся по шее.
— Прости, немного не рассчитал…
— Я не злопамятный.
— Но больше всех тогда, по-моему, досталось шефу, его закачали. Качали меня и тебя. Качали всех, кто был на «Зените». Было больно — здесь очень низкие потолки. Н-да… Одного за другим передали еще пятерых.
— На «Зените» уже никого не качали.
— Помнили про потолки.
— Нет, — сказал Глеб. — Просто из наших буйных голов улетучились флюиды восторга. Наступила пора двоевластия. С одной стороны, успехи TP-передачи и комплекс идей Калантарова — наших идей! С другой — теорема Топаллера. Великолепная и жуткая в ореоле беспристрастности.
— Н-да… Топаллер нанес нам крепкий удар. Прямой и точный…
— Прямо в солнечное сплетение
— «Ты и я — сто двадцать парсеков, ты и я — времени даль…»
— Вот-вот. А покорители скромно помалкивают. Потому что «сто двадцать парсеков» целиком умещаются в пределах орбиты Сатурна. Можно было, конечно, забросить «Дипстар» за орбиту Плутона еще на эн миллионов километров. А дальше что? Тупик, теорема Топаллера… Те, кто бредил о транспозитации к звездам, успешно и быстро прошли курс лечения, выверяя правильность неуязвимой теоремы. Лишь на Меркурии, на «Зените», и там, на «Дипстаре», осталась кучка маньяков, которым до смерти хочется пробить головой неприступную стену. Она неприступна, эта стена, понимаешь? И мне почему-то становится жаль свою голову.
— Понятно, — произнес Валерий и медленно поднялся. — Согласно Топаллеру… Внимательно слушайте, Квета. Это очень серьезно. Мы присутствуем на творческом отчете дезертира.
Опустив голову, Квета что-то выводила пальчиком между клавишами на блестящей поверхности пульта.
— Ваал, — сказал Глеб. — Я нехороший, я дезертир. Но все равно мы бессильны, Ваал, — и ты, и я, и Туманов, и сам Калантаров… Оскорбляя меня, нельзя опровергнуть Топаллера. А иметь возле Солнца ТР-передатчик и не иметь его там, на далекой звезде, значит… Каждый осел понимает, что это значит. Ну, еще год-другой погоняем ТР-перелетчиков из центра Системы на периферию. В конце концов эта однообразная цирковая программа нам надоест. Мне, например, надоела вот так!.. — Глеб провел ребром ладони под подбородком.
— Здравствуйте, дни голубые, осенние… — задумчиво продекламировал Валерий. — Ну, мне пора. Вместо меня будет Гога.
Валерий столкнулся с Гогой в дверях. Гога взвыл и запрыгал на одной ноге к ближайшему креслу.
— Ваал, — сказал он, снимая ботинок, — при ноль восьми земного тяготения ты ничего не потерял. В смысле живого веса… Кто мне подскажет, как называется этот расплющенный палец?
— Указательный, — подсказал Глеб.
— Ваал, ты отдавил мне указательный палец на левой ноге.
Валерий выглянул из коридора:
— Ладно, старик, будешь иметь компенсацию.
— Банку салаки. Пряный посол. Знает, шельмец, мою постыдную слабость.
— Идет. А вам что достать, задумчивая Квета? Не стесняйтесь, у меня в снабженческой среде широкие связи.
— Спасибо, ничего… — сказала Квета. И, вспыхнув, тихо добавила:
— Подскажите, пожалуйста, шефу, что один человек на «Зените» очень нуждается в отпуске.
— Гм… — произнес Валерий. Убрал голову, и створки дверей с шипением захлопнулись.
Гога не произнес ничего. Он пристально взглянул на Глеба — гораздо пристальнее, чем обычно, — сунул ногу в ботинок. Глеб чувствовал потребность срочно провалиться сквозь астероид.
«Плохи мои дела, — подумал он. — Очень плохи, если даже это хрупкое существо с ботаническим именем начинает проявлять опасную инициативу…»
— Говорят, одна из горилл сбежала в вакуум-створ, — сказал Гога, чтобы чем-то заполнить неловкую паузу. — Говорят, есть человеческие жертвы… Туманов не заглядывал?