Современный английский детектив
Шрифт:
— Иди и смени одежду, Кристофер, — проворковала она. — Я не прочь была бы понянчиться с тобой, но боюсь, что сиделка из меня не выйдет.
— Тебе в лапки только попадись… — сказал он. — Пойду-ка я действительно переоденусь… а может, следует сначала доложиться этому Берреллу?
Эвис сразу нахмурилась, и тень пробежала по её лицу.
— Он расспрашивал меня буквально обо всех, — возмущённо заметила она. — А сейчас он, по-моему, рыскает вокруг… Роджера.
Уильям внезапно взорвался:
— Ну, я иду переодеваться, и ему придётся
— Я занят, — послышалось откуда-то со стороны штурвала.
— А я вымок до нитки! — нетерпеливо повысил голос Уильям.
Через минуту на палубу вышел Беррелл. Когда он сидел за рулём моторки, я заметил только лунообразное лицо и вынес весьма смутное представление о его внешности; теперь же я увидел перед собой маленького круглого человечка, очень живого, добродушного и энергичного.
— О-о, — сказал он, — так вы те самые парни, что бултыхались в воде?
— Они самые, — ответил Уильям, холодно глядя на него.
— Итак, все шестеро в сборе, — продолжал Беррелл. — Парочка внизу, эта молодая леди и вы трое. Я самолично должен допросить каждого из вас в отдельности. Вот только возьму свои бумаги.
— Вы, вероятно, заметили, — сказал Уильям, — что на нас сухой нитки нет. Так вот, мы сперва пойдём переоденемся, а потом расскажем вам все, что сможем.
Я готов был увидеть раздражение на круглом, румяном лице Беррелла, но вместе этого увидел лицо обиженного ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Очевидно, мы обманули его ожидания.
— А мне казалось, что вы должны были бы проявить больше заинтересованности и хоть на минуту забыть о том, что вы вымокли.
— Какой заинтересованности? — с любопытством спросил я.
— Как какой? В расследовании преступления, — ответил он глубоким, звучным голосом. — Вы не находите, что расследование преступлений — романтика в полном смысле этого слова? Неужели вы не понимаете, что это прекрасно? Это ли не романтика — заставить служить доброму делу все самое тёмное, что есть в человеке?! Когда-то слагали баллады, прославляющие войны, насилие и похоть (я не могу воспроизвести отвращение, которое он вложил в последнее слово). Теперь же сочиняют детективные романы, и здесь энергия человека направлена на разоблачение зла. Неужели вы не чувствуете разницы? Если взглянуть на это явление без предубеждения, то получается, что детективная литература — признак цивилизации и расследование преступлений — символ всего положительного, что есть в современном мире!
Я был просто ошарашен этим монологом. Во взгляде Беррелла горел огонь исступлённой веры. Очевидно, сам он не находил ничего из ряда вон выходящего в этой своей декларации. Более того, слова лились так гладко, что я заподозрил, что он уже произносил их прежде, и не однажды. Впрочем, я был слишком встревожен, чтобы задумываться над эксцентричным поведением полицейского сыщика. Я заметил только, что остальные были ошеломлены
— Мы сделаем все, что в наших силах, сержант, но прежде переоденемся. Мы вас не задержим.
— Вот и отлично, — воскликнул Беррелл, смягчившись. — А я тем временем произведу кое-какие измерения около э-э… незадачливого джентльмена.
Эвис побелела и отвела глаза. Уильям и Кристофер направились к носовому трапу, а Беррелл, окинув нас с Эвис взглядом, засеменил к румпелю. Я шепнул Эвис:
— Он не станет вас очень допекать.
— От этого одержимого всего можно ожидать, — процедила она сквозь зубы.
— Примерно через час здесь будет Финбоу, — сообщил я.
— О Иен, вы просто чудо! — улыбнулась она мне, но горькая складка, обозначившаяся между бровями, так и не разгладилась.
Я переоделся как можно быстрее и в целях профилактики выпил глоток крепкого виски. Затем пошёл к Берреллу и Кристоферу в среднюю каюту. Уильям переоделся и вышел на палубу. Беррелл что-то записывал в огромную тетрадь, старательно, как школьник, помогая себе кончиком языка. Когда я вошёл, он, взглянув на меня, сказал:
— Вот ведь какое странное дело, мистер Кейпл.
Я уже собирался в отпуск и заскочил на участок за перочинным ножиком — я его там забыл — и в результате получил это задание. Это лишний раз доказывает, что мелочи могут привести к серьёзным последствиям.
Я был озадачен таким выводом, но ничего не возразил ему.
А он продолжал:
— Если бы я не вернулся в участок, у меня бы из рук ускользнуло самое интересное дело, с каким мне приходилось сталкиваться. Это просто находка для меня. Главное, здесь потребуется некоторая доля воображения. А вы, наверное, считаете, что у нашего брата оно отсутствует.
— После знакомства с вами подобная мысль не могла бы прийти мне в голову, — ответил я уверенно.
И я не покривил душой. Как всякому здравомыслящему человеку, мне претят любые предрассудки независимо от того, идёт ли речь о представителях одной профессии, одного пола или одной национальности. И все-таки в моем представлении образ полицейского сыщика — до того, как я встретился с Алоизом Берреллом, — никак не ассоциировался с тем, что я увидел воочию: передо мной был человек с моложавым, свежим лицом, неугомонный и болтливый, способный загореться при одном только слове «преступление».
Окончив свою речь в защиту воображения у полицейских, он обрушил на мою голову целый поток вопросов и тут же записывал ответы крупным круглым почерком. Он был на редкость многословен, выяснял массу ненужных подробностей, но я обнаружил, что, несмотря на это, он по-своему умен и, возможно, сумеет докопаться до сути преступления.
Его особенно интересовало, где я был и что делал с того момента, как проснулся, до того, как вернулся в каюту, чтобы переодеться.
— Вы говорите, что окликнули доктора Миллза? — спросил он.