Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
— Ишь ты, — невозмутимо отозвался Влчек. — Рамбоусек... Красивая фамилия... В Опольне... — Он вдруг закашлялся, отложил трубку и наклонился к Беранеку: — Покажи! В Опольне?
— Любопытно, а? — оживился Беранек. — В Опольне. Тело потерпевшего было обнаружено сегодня на рассвете, как сообщает надпоручик Чарда из Мезиборжи.
— Наш капитан сейчас там?
— Скорее всего, там, — усмехнулся поручик Беранек. — Насколько я знаю, он предполагал прибыть туда еще до упомянутого рассвета.
— Ну что, мы едем?
— Я устроил так, что едем. — Поручик Беранек удовлетворенно погладил себя по животу. — Сигареты
— Их.
— Вот... У него отпуск. — И голубые глаза поручика Беранека злорадно сверкнули.
Влчек встал и застегнул пиджак.
— Соберем ребят.
— Уже собрал.
— А Бубле?
— Нет. Арношт отказался — он-де не специалист по осмотру трупов.
— Надо бы ему поехать, — сурово возразил надпоручик Влчек. — На сей раз нашему капитану понадобится опытный врач.
Улица Замецка, ведущая от площади к замку, извилиста и залита душистой тенью старых деревьев, по одну ее сторону тянется ограда французского парка, по другую стоят домики, до крыш которых можно дотянуться рукой; расширяясь, улица образует маленькую площадь, где среди деревьев высится костел святого Вацлава, кладка готическая, а линии слегка округлые (под влиянием барокко); улочка огибает солидные, низкие, словно вросшие в землю дома — прежде это были амбары, пивоварня, хозяйственные постройки, а теперь они превращены в мелкие мастерские, склады; в пивоварне же разместился винный погребок.
По этой дороге Войтех Матейка прошел бы и с закрытыми глазами. Многие годы ходил он по ней, пристраивался с этюдником тот тут, то там.
Его торопливые шаги гулко отдавались на деревянной мостовой под аркой, ведущей во двор замка. Задумавшись, он миновал окошечко кассы.
— Минуту! — раздался у него за спиной звучный, теплый альт Веры Калабовой. Она выглянула в окошечко.
Матейка остановился в нерешительности.
— А, это вы. — Она захлопнула окошечко и вышла во двор ему навстречу. — Вы пришли слишком поздно... или слишком рано... Не знаю, — проговорила она неуверенно.
— В каком смысле?
Вера понизила голос:
— Туда сейчас нельзя... Дверь опечатали.
В тени аркад возле коричневой двустворчатой двери прохаживался милиционер.
— Господи, — вздохнул Матейка и вытер носовым платком пот со лба. — Это был мой друг...
— Разумеется. Может, вам надо отдохнуть?
— Почему вы так решили?
— Вы побледнели...
— Неудивительно. Жара-то какая.
— Я могла бы сварить вам кофе...
Он принял приглашение, и оба вошли в канцелярию. Управляющий Властимил Калаб сидел за письменным столом, перед ним лежали бумаги, но он не работал. Только задумчиво поглаживал усы. Тихо играло радио. Калаб заметил их не сразу, потом встал, подал Войтеху Матейке руку.
— Кошмар какой-то, — пожаловался он. — И все сказывается на здоровье. Вместо кофе нам, пожалуй, стоит пропустить по рюмочке, а, пан Матейка?
— Я тоже так думаю, пан управляющий, если вы не возражаете. Ваша супруга была так любезна...
— Вера, принеси коньяк, — распорядился Калаб.
Войтех Матейка опустился в глубокое старое кресло. Опершись о подлокотники, сложил руки под подбородком и заморгал голыми веками.
— В нашем мире, — заговорил Калаб, по всей вероятности пытаясь утешить гостя в
Михал Экснер остановился у двери.
Чарда вздохнул.
Экснер улыбнулся, показав свои руки.
— Наручники мне не надели, — заметил он.
— Я всего лишь простой начальник районного управления, товарищ капитан, — сказал Чарда почти с грустью. — У меня масса трудностей, и я решаю их, как могу, в меру своих сил и разумения. И стараюсь, чтобы все шло в рамках социалистической законности. Нераскрытые случаи хищений не дают мне покоя ни днем ни ночью. Но я терпелив и не сдаюсь. Правда, я не могу успеть повсюду, на все меня не хватает. Иной раз взбешенный водитель набрасывается на моих людей из-за того, что должен уплатить сорок крон штрафа за оторванный брызговик — дескать, какая мелочь! И он, мол, хочет знать, на сколько штрафуют тех шоферов со стройки в Збраславицах, которые, въезжая на шоссе, тащат на колесах тонны глины с каменоломни и с бетонного завода. И этот водитель прав, что злится. Те шоферы не платят ничего, и я для них пустое место. Потому что их охраняет гигант по имени «Строительное управление». Если я приму меры, то они скажут, что я им срываю план. А плотина — ударная стройка, и они не получат премии; у них-де нет людей для мойки машин, потому что нет фонда на это. И я щелкну каблуками. Вот так. Или, скажем, подерутся пятеро пьяных цыган, молодой отчаянный парень полезет их разнимать, а они пырнут его ножом, и никто даже не поможет ему добраться до больницы. Вот на такие мелочи я и размениваюсь, товарищ капитан. Я просто создан для насмешек, это моя стихия.
— Товарищ надпоручик, я...
— Минуточку, товарищ капитан, я не договорил. У меня сейчас в управлении много молодых ребят. Их научили массе прекрасных и полезных вещей. Начиная с дисциплины и кончая охраной закона. И все же им бы надо каждый день повторять вместо молитвы — и я стараюсь вбить им это в голову, — что они здесь для того, чтобы блюсти правосудие и законы, установленные людьми. Чтоб они были как архангелы с мечами огненными. — Надпоручик Чарда отважился на метафору. — И дела им хватает, немало еще у нас прохвостов, прохиндеев. И так изо дня в день. Порядочный человек — а таких, к счастью, большинство — им в руки не попадается. Разве что случайно, в виде исключения. И после этого вы удивляетесь, что они иной раз и порядочного человека принимают за прохвоста?
— Я не удивляюсь, товарищ надпоручик, но...
— Разрешите докончить, товарищ капитан. Эти ребята не щадят себя, делают все от них зависящее, а то и больше — скажем, возьмутся обучать собаку и дрессируют ее, не считаясь со временем. И вот при исполнении служебных обязанностей такой парень вдруг сталкивается с человеком, которому не положено быть там, где с собакой ищут преступника; для проводника собаки такой факт лишь подтверждает, что все люди — прохвосты, раз и порядочный человек не принимает его всерьез да еще насмехается. Не удивляйтесь поэтому, товарищ капитан, если паренек нервничает и задает вопросы не так интеллигентно, как следовало бы. Такие вот дела, — закончил свою грустную лекцию надпоручик Чарда.